Фабрика прозы: записки наладчика

Не надо обольщаться популярностью в интернете. Это прекрасно, но это нечто другое. Я сам – верный сторонник и даже обожатель интернета и социальных сетей, я начинал как ЖЖ-шный рассказчик. Но стал называть себя писателем только после выхода своей первой книги. Конечно, в сети у меня заведомо больше читателей, чем в бумаге. Самый маленький тираж моей книги – 2500 экз. Самый большой – 10 000 экз. Меж тем в ЖЖ у меня 7500 подписчиков, а в ФБ – 55 000. Все свои рассказы я вывешиваю туда. В сети отклики быстрее и ярче и контакт с читателем лучше.

Однако только бумага дает писательскую легитимацию. Так же, как легитимацию художника дает выставка, галерея, музей. Представим себе художника (да зачем так уж стараться представлять, такие есть!), который вывешивает свои произведения в сети. Его картины могут просматривать десятки тысяч человек в месяц. Но без выставки или музея – где зрителей будет заведомо меньше, в сто раз меньше – он не будет легитимизирован как художник.

Возможно, со временем ситуация изменится. Например, когда будут придуманы интернет-ресурсы, заход на которые будет требовать неких пусть небольших, но обязательных денежных затрат. Небольших, но хотя бы отчасти сопоставимых с ценой книги или билета в музей (на выставку).

Так что получается, что легитимацией писателя заведует не только Гутенберг (бумажная книга как таковая), но и Маркс (деньги, потраченные читателем на эту книгу). То есть на самом деле главная легитимация писателя (как, впрочем, и художника) – экономическая. Если читатель (зритель) готов платить за чтение книги (созерцание картины) деньги – то перед нами настоящий писатель (художник). А если нет – перед нами любитель, дилетант.

Разумеется, вполне возможно, что со временем и эта ситуация изменится. Мир меняется непредсказуемо!

Но пока дело обстоит вот так.

9 апреля 2018

Точка рассказчика.

В «Войне и мире» есть одна фраза, из которой становится ясно, кто и когда рассказывает всю эту историю. Буквально на первой странице, пятый абзац: «Он (то есть князь Василий) говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды».

Деды! Значит, автор не пытается сделать вид, что рассказывает оттуда, из того времени, с точки зрения героев, а подчеркивает, что его взгляд – это взгляд третьего поколения, взгляд внука. «Наши деды». То есть высшая аристократия. Ни у Достоевского, ни у Некрасова, ни у Аполлона Григорьева, не говоря уже о Писареве и Добролюбове и прочих разночинцах, таких дедов не было.

* * *

Не мог советский поэт без власти. То есть если мог, то он был уже совсем не советский. Как Введенский и Хармс. Как Мандельштам в 99 % своих текстов (последний про Сталина из него силой выкрутили). То есть он становился просто поэт, а не вот этот пакостный кентавр «советского поэта». И после смерти Сталина и «разоблачения культа» всё продолжалось. Вот Вознесенский написал в 1963 г. поэму «Лонжюмо», про Ленина. С разными идиотскими штучками типа: «Мы входим в Мавзолей, как в кабинет рентгеновский… и Ленин, как рентген, просвечивает нас… Скажите, Ленин, где победы и пробелы? Скажите – в суете мы суть не проглядели?.. Нам часто тяжело. Но солнечно и страстно прозрачное чело горит лампообразно… Скажите, Ленин, в нас идея не ветшает? И Ленин отвечает».

Умереть не встать. А ведь хороший вроде поэт. Ах да! Тогда ведь решили, что Сталин плохой, а Ленин – хороший. Проклятие! А нельзя вообще без Сталина, без Ленина, без Хрущева, без «навстречу съезду партии», «навстречу пятидесятилетию Октября»? Просто писать стихи? Про любовь и природу, про жизнь и смерть?

10 апреля 2018

О, как велика и разнообразна Россия! Вот возьмем, к примеру, 1818 год, плюс-минус.

Пьер Безухов и Николай Ростов собираются вступить в тайное общество. Евгений Онегин «тревожит сердца кокеток записных». А Чичиков тем временем скупает мертвые души.

* * *

Как аккуратно насолить писателю в рецензии? Сказать, что он занимает свое собственное прочное место в литературном процессе. Что он уже много лет верен своей теме. Что он очень хорошо владеет материалом, погрузился в него, что коллизии жизненны, а детали точны.

Но вдобавок сказать, что он тонко чувствует язык – это уже чересчур. Как говорил Василий Иваныч: «Ну не садисты же мы, Петька!»

20 апреля 2018

По просьбам творческой интеллигенции. Сталин еще не задумывался о создании Союза писателей как органа управления литературой, еще цвели сто группировок типа РАПП, ЛЕФ, «Прибой», «Перевал», «Центрифуга», еще неплохо себя чувствовали отдельные имажинисты и акмеисты, поскольку соцреализма еще в замысле не было, был всего-то 1925 год – но поэт-бунтарь уже просил партию и правительство хорошенько его трахнуть:

«Я хочу, чтоб в дебатах потел Госплан, мне давая задания на год… Я хочу, чтоб над мыслью времен комиссар с приказанием нависал. Я хочу, чтоб в конце работы завком запирал мои губы замком. Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо. С чугуном чтоб и с выделкой стали о работе стихов, от Политбюро, чтобы делал доклады Сталин» (В. Маяковский).