Фабрика прозы: записки наладчика

Если у тебя получается стихотворение на выстроенном
языке,
Который за тебя говорит и думает, – неужели ты веришь,
что ты поэт?

Добавлю лишь, что такие конфузы – когда метод сам начинает сочинять за поэтов стихи – случаются не только с поэтами-традиционалистами. С новаторами порой даже чаще.

* * *

Московская драматургия. Знаменитый сценарист Габрилович рассказывал. В какой-то круглый день своего рождения (это был 1974-й, наверное, или 1979-й) возвращаясь из ресторана, дал молодому лифтеру, который дежурил в подъезде, целых пять рублей. Вот просто так!

– Что вы, Евгений Иосифович, зачем это? – спросил тот.

– В честь моего юбилея! – сказал тороватый Габрилович.

– Ах, ах, минуточку! – сказал лифтер, сунулся в портфель и достал какую-то книжечку. Надписал и преподнес Габриловичу сборник своих стихов, недавно изданный в Париже.

Это, как утверждает Леонид Бахнов и подтверждает Татьяна Гатова (она жила в том же подъезде), был поэт Александр Васютков. Однако ничего особо замечательного в его литературной судьбе не было. И книжка была издана не в Париже. А может, это был не Васютков. Но всё равно очень сценарно. Хотя и не закончено. Но никуда не денешься – московская драматургия, она вся такая. На сплошных недосказанностях. Очевидно, Чехов повлиял.

22 июля 2020

Твардовский вспоминает, что, когда Ася (Анна Самойловна) Берзер уговорила его прочитать повесть некоего А. Рязанского «Щ-854. Один день одного зэка» (то есть «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына) – он решил прочитать его уже в постели лежа, дело было в ночь с 8 на 9 декабря 1961 года.

Лег, накрылся одеялом и взял пачку машинописи. Но, прочитав одну-две странички, почувствовал – такое нельзя читать, лежа в пижаме. Такое читать – лежа в кровати, в пижаме – нельзя! Встал, оделся, сел за стол, зажег лампу и стал читать.

Это было, повторяю, в 1961 году.

А сейчас (то есть через 60 лет) на мои робкие замечания, что, дескать, на экзамен все-таки лучше приходить… ну хоть в целых джинсах и мытых кроссовках! Но не в нарочно рваных шортах и не босиком! На это мне грубо говорят: «Не, ну а чё?» – или более интеллигентно: «Но дорогой профессор! Вы ведь проверяете уровень знаний, а не стиль одежды!»

Но я всё равно не понимаю.

25 июля 2020

«Торжествовать придется одному».

Когда-то давно, очень давно, еще до того, как я начал сочинять рассказы, я увидел по телевизору передачу с одним неплохим в общем и целом поэтом. Поэт был очень стар, но бодр и красиво, как-то по-французски одет. Я даже сначала принял его за какого-то старого русского эмигранта, черт знает… Но нет, поэт был, бесспорно, советский.

Он рассказывал разные интересные истории о писателях, художниках, актерах, с кем он общался в течение своей жизни. От Маяковского до Пастернака, от Бабеля до Олеши, от Мейерхольда до Акимова, от Эйзенштейна до Пудовкина и так далее.

Ведущий смотрел на него так, как будто он был они все.

Я подумал – как, наверное, грустно и противно жить этому старику, потому что его принимают за целую эпоху. А он меж тем – просто он. Сам, со своими собственными заслугами и провалами, нравится это кому-то или нет! А вовсе не свидетель жизни знаменитых режиссеров, актеров, поэтов.

Вот такое у него вдруг возникало выражение лица, когда неожиданно тускнел взгляд, и он смотрел вниз, на свои тощие колени, отрисованные полотняными брюками – дело было летом, на дачной веранде.

Но потом он поднимал голову, глаза его взблескивали весело и даже горделиво, губы складывались в надменную усмешку, и казалось, что ему кажется – он и есть одновременно Маяковский, Бабель, Мейерхольд…

Даже захотелось написать повесть или целый роман вот о таком «последнем из плеяды». О тяжком грузе то ли обидного долга перед в сто раз более великими ушедшими друзьями – то ли вынужденного, но всё же приятного воспоминательства, которое чуть-чуть отдает самозванством.

Но как-то не собрался.

28 июля 2020

Не знаю, где как, а в СССР главным было социальное положение. Люди знали: если еврей был продавец или зубной техник, то он назывался словом из трех букв; инженер или бухгалтер был просто еврей, а если академик – выдающийся советский ученый.

Примерно то же было с женщинами не самого тяжелого поведения. Если женщина отдавалась за 5 рублей – это была проститутка, если за 50 – дама полусвета, если же она была содержанкой вышеупомянутого академика, то – «ближайший друг и помощница выдающегося советского ученого».

30 июля 2020

Приношение Мишелю Фуко. Диалог в кафе. Одна женщина рассказывает о страшном происшествии под Челябинском. Мужчина зарезал свою жену на глазах двоих маленьких детей. Вытащил ее из машины, на шумной улице, средь бела дня, и начал резать. А из соседней машины люди их снимали на телефон.

– Вот просто – снимали! – возмущается она. – Боже, что же это с людьми делается! Раньше такого быть не могло…

Ей другая женщина бесстрастно отвечает: