Однако, объехав полстраны, убеждается, что жизнь колхозная цветет привольно и богато…
Особенно поражает, как единодушно, без тени сомнения одобрялись смертные приговоры, вынесенные военачальникам, партийным деятелям. Повторяем, никто не скупился на слова обвинения: ни Вишневский, ни Бабель, ни Олеша — никто.
Исаак Бабель выразил свои чувства такими словами: «Язык судебного отчета неопровержим и точен.
Как никогда очевидна безмерная правота нашего правительства. И преданность наша ему обоснована и безгранична».
Статья называется «Ложь, предательство, смердяков-гцина».
А что случилось с первой женой Фадеева Валерией Герасимовой, той самой Валей из Бостона, о которой так поэтично писал молодой Фадеев? Каждая строка ее статей дышит ненавистью: «Барственно-пресыщенный Тухачевский, интеллигентски-эстетствующий Примаков, чиновничьи непроницаемый и сухой штабист Уборевич, старогенеральная фигура надутого, высокопарного Корка…» (статья «Лицо гадины»).
В 1937 году печатается очерк Фадеева «Сергей Лазо». Обрисовывая героя гражданской войны на Дальнем Востоке как личность выдающуюся, автор в то же время подчеркивает, что секрет влияния Лазо на массы кроется в его «глубочайшей убежденности» как коммуниста. «Никакой вооруженной силы за ним не было, — свидетельствует Фадеев, — он действовал только авторитетом партии и своим личным обаянием». Черты Лазо — организатора масс раскрыты также в очерке «Как погиб Сергей Лазо» и в сценарии «Сергей Лазо», который создавался в 1938–1939 годах совместно с вдовой полководца Ольгой Андреевной. Умение командующего влиять на людей основано на вере тех, кто поднялся на борьбу со старым строем. Лазо не убеждают слова студента, будто бы на станцию прибыл эшелон «буквальных бандитов». «Бойцы ваши очень хорошие люди, — говорит Лазо командиру, — а во всем виноваты вы… вы лично… да, да… В головах ваших бойцов много еще темноты, невежества, распущенности, а вы, вместо того чтобы их учить, им потакаете…»
Учить людей, объединять их — вот задача коммунистов. Именно в этом сила командира, которого описывает Фадеев в очерке «Особый коммунистический» (1938). В том же году был опубликован очерк «Михаил Васильевич Фрунзе». «Твердость его… опиралась на безграничную веру в силы масс, — пишет автор. — А массы были для него не чем-то безличным, а борющимся, страдающим, ищущим лучшей доли и побеждающим препятствия человечеством».
Насколько демократичен, открыт всему человеческому внутренний мир коммуниста Сени Кудрявого из «Последнего из удэге», который Фадеев выписывал в том же тридцать седьмом году.
«Первым и главным человеком на руднике, — это Сережа видел по всему, — был Сеня Кудрявый.
Никто не избирал Сеню, никто не назначал его на эту роль. Да и где была та сила, которая могла назначить человека первым и главным среди двенадцати тысяч забастовавших рабочих… Он сам стал первым и главным среди них».
Может быть, спрашивает Фадеев, Сеня Кудрявый «умел незаметно выпятить личные свои достоинства и подчеркнуть в других людях их слабости, выступал среди этих людей в качестве учителя жизни?.. Нет, Сеня явно не стремился утвердить себя среди людей и никогда не оценивал людей по тому, насколько их личные качества совпадают с его собственными. И вообще никаких черт властности в Сене не было. Он брал людей такими, какими сложила их жизнь, в многообразии их привычек, слабостей, достоинств, и всем умел найти место, и сам был среди людей всегда на виду, со всеми своими слабостями и достоинствами, никем не умел и не хотел «казаться».
В 1938 году Фадеев редактирует книгу — панегирик «Встречи с товарищем Сталиным». Ее авторы — летчики, артисты, архитектор, автор проекта Дворца Советов, писатели. В их числе редактора нет. А он мог бы рассказать о таких встречах больше других.
«Все знали, что Фадеев бывает у Сталина не только вместе с другими секретарями Союза писателей, но и как генеральный секретарь СП, также один по его вызову. Многие полагали, что эти единичные встречи, вызовы наверх, как правило, были благоприятны для Фадеева…»
Это из воспоминаний Анны Караваевой, написанных в начале 60-х годов.
В 1939 году избрали Александра Фадеева членом Центрального Комитета партии. Он пользовался непререкаемым авторитетом у Сталина, который пригласил его домой, где в узком кругу соратников отмечалось шестидесятилетие хозяина. За тем столом пришлось писателю экспромтом говорить тост в честь именинника.
Писатель, избранный в члены ЦК партии, счел, что настало время обратить внимание вождя на Лаврентия Берию. И обратил, полагая, что Сталину неведомы преступления аппарата НКВД и самого наркома.
Что ответил Сталин — неизвестно. Реакции Берии не последовало, последний мог тогда только выжидать…