Фаина Раневская. История, рассказанная в антракте

Творческая и научная интеллигенция Страны Советов была огульно обвинена в «низкопоклонстве» перед Западом и пренебрежении к советскому патриотизму. При этом обвинения обрели узко национальный характер, «безродными космополитами» (термин Андрея Жданова) стали преимущественно носители еврейских фамилий. Характерно, что именно в это время государство Израиль вопреки активной внешней политике СССР на Ближнем Востоке сделало свой выбор в пользу Соединенных Штатов, соответственно советские евреи формально лишились своей исторической родины, которая, по мысли сталинских идеологов, предала социалистические идеалы. Волна антисемитских публикаций, постановлений и негласных партийных распоряжений захлестнула советские театр, кино, литературу, науку. Еще вчерашние орденоносцы, лауреаты Сталинских премий, участники войны и победители германского нацизма стали «агентами мирового сионизма», «проповедниками иудаизма», носителями буржуазной идеологии, «прожжёнными националистами».

Репрессивные меры не заставили себя долго ждать – аресты, казни, увольнения с работы, коллективная обструкция и травля, которые с успехом «обкатали» еще в годы большого террора.

Список пострадавших в те годы огромен.

Назовем лишь некоторых из них:

Александр Абрамович Аникст – литературовед, доктор искусствоведения.

Леонид Захарович Трауберг – кинорежиссер, лауреат Сталинской премии.

Абрам Федорович Иоффе – физик, лауреат Сталинской премии.

Борис Михайлович Эйхенбаум – литературовед, доктор филологических наук.

Яков Львович Рапопорт – врач, подполковник медицинской службы.

Яков Ильич Френкель – физик, лауреат Сталинской премии.

Лев Давидович Ландау – физик, академик АН СССР, лауреат двух Сталинских премий (на тот момент).

Марк Борисович Митин – философ-марксист, академик АН СССР, лауреат Сталинской премии.

Соломон Михоэлс. Фото М. Наппельюаума. 1940 г.

Раневская Ф.Г. в роли фрау Вурст. «У них есть родина». Москва. 1949 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Разоблачением «тайных агентов» и «еврейских шпионов» занялись их недавние коллеги и товарищи, среди которых, что поразительно, было немало евреев: поэты Сергей Михалков, Алексей Сурков и Евгений Долматовский, прозаики Константин Симонов и Геннадий Фиш, драматурги Борис Лавренев и Александр Штейн, чья пьеса «Закон чести» стала программной в этой позорной кампании.

Лауреат двух Сталинских премий, участник войны Александр Петрович Штейн (Рубинштейн) описал советских ученых-биохимиков, которые, вернувшись из научной командировки в США, где они потеряли бдительность, предали высокое звание советского ученого, проявив при этом «идейную незрелость», прельстившись буржуазными ценностями. На родине они были подвергнуты суду чести, обвинены в космополитизме и раскаялись в содеянном (тогда же по мотивам пьесы режиссером Абрамом Матвеевичем Роомом был снят фильм «Суд чести», который тоже, как и пьеса, получил Сталинскую премию I степени).

Фаина Георгиевна, никогда не скрывавшая своего происхождения и с удовольствием игравшая колоритные национальные роли в кино и в театре, признавалась в том, что с презрением снималась в таких киноагитках 1949 года выпуска, как «Встреча на Эльбе» Г. Александрова и «У них есть Родина» А. Файнциммера и В. Легошина по пьесе С. Михалкова.

Раневская говорила: «Сняться в плохом фильме – все равно что плюнуть в вечность, а я снимаюсь в ерунде. Съемки похожи на каторгу… начинается – взгляд выше, взгляд ниже, левее, подворуйте. Особенно мне нравится «подворуйте». Сперва я просто ушам не поверила, когда услышала. Потом мне объяснили – значит, делай вид, что смотришь на партнера, а на самом деле смотри в другое место. Изумительно! Представляю себе, если бы Станиславскому сказали: «Подворуйте, Константин Сергеевич!» Или Качалову… Хотя нет… Качалов был прост и послушен. Он был чудо. Я обожала его. Он, наверное, сделал бы, как его попросили… Но я не могу «подворовывать». Даже в голод я не могла ничего украсть: не у другого, – помилуй бог! – а просто оставленного, брошенного, не могла взять чужого. Ни книги, ни хлеба… И взгляд тоже не могу украсть… Мне нянька в детстве говорила: чужое брать нельзя, ручки отсохнут. Я всегда боялась, что у меня отсохнут ручки. Я не буду «подворовывать»… сплошное унижение человеческого достоинства, а впереди – провал, срам, если картина вылезет на экран… Деньги съедены, а позор остался… вы знаете, что такое сниматься в кино? Представьте, что вы моетесь в бане, а туда приводят экскурсию… Кино – заведение босяцкое».

Но она делала это – снималась в подобного рода картинах, играла в агитпостановках в театре.

Раневская Ф.Г. в роли Люси, Плятт Р.Я. в роли Барклея. «Дальше – тишина». Москва, Государственный академический театр имени Моссовета. 1969 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина