Фаина Раневская. История, рассказанная в антракте

Например, за роль Нины Ивановны Лосевой, жены главного героя в пьесе «Закон чести», которая шла на сцене Московского театра драмы (ныне театр Маяковского) в постановке народного артиста СССР Николая Охлопкова, Раневская получила Сталинскую премию.

Что это было?

Этюд на «публичное одиночество», зашедший слишком далеко, полное и совершенное погружение в роль придворного шута, которому все позволено и у которого нет ни национальности, ни личной жизни, ни идеологии, ни далеко идущих амбиций, или же просто единственная возможность остаться в профессии и, следовательно, выжить?

Из комментариев Раневской видно, что она прекрасно понимала, что происходит вокруг нее, чего стоит ее знаменитое высказывание: «Если человек умный и честный – то беспартийный. Если умный и партийный – то нечестный.

Если честный и партийный – то дурак».

Каким-то необъяснимым образом антисемитская истерия не коснулась актрису даже при наличии еврейских родственников, проживавших заграницей, даже при том, что Раневская дружила и переписывалась с Соломоном Михоэлсом, человеком, обвиненным в конце сороковых во всех смертных грехах, даже при том, что она была беспартийной и демонстративно никогда не подписывала никаких коллективных писем, имеющих, как правило, погромный характер.

Годы спустя Раневская рассказывала, что ее даже пробовали вербовать как сознательного советского человека и как народную артистку СССР, и что она якобы с радостью согласилась, но после ее признания в том, что она страдает сноговорением и потому может бессознательно выболтать доверенные ей государственные тайны несознательным соседям (в то время она жила в коммуналке), от этой затеи отказались, поняв, что лучше оставить ее в покое (хотя отдельную квартиру ей все же предоставили).

Раневская Ф.Г. в группе после спектакля «Правда – хорошо, а счастье – лучше». Москва, Государственный академический театр имени Моссовета. 1980 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Правда это или нет – мы не знаем (больше похоже на очередной анекдот от Фаины Георгиевны).

Умение глупость превратить в шутку, подлость в фарс, одиночество в актерское упражнение спасали.

Показательная в этом смысле история произошла в 1949 году после премьерного показа картины «У них есть Родина», в которой Раневская сыграла роль фрау Вурст – хозяйки детского приюта в Германии, в котором содержались советские дети.

Фильм, что и понятно, получился плоским, как всякая пропаганда, и, откровенно говоря, мало чем отличался от подобных киноагиток того времени.

Во время обсуждения увиденного, отвечая на комплимент Сергея Владимировича о ее великолепной игре, Раневская ответила неожиданно резко и по-актерски ярко: «Да, уважаемый товарищ Михалков, моя фрау – прекрасна. Но насколько бы она ни была прекрасна, равно как и все остальные герои, они не делают ваш фильм лучше. Потому что он – дерьмо. А дерьмо останется дерьмом, в какую золоченую фольгу его ни заворачивай! …когда я говорю о михалковском дерьме, то имею в виду только одно. Знал ли он, что всех детей, которые добились возвращения на родину, прямым ходом отправляли в лагеря и колонии? Если знал, то тридцать сребреников не жгли ему руки?».

Сценарист-орденоносец опешил, так и не найдясь, что ответить актрисе.

Сергей Михалков. Фото М. Наппельбаума. 1945 г.

Спустя годы, отвечая на вопрос, почему она согласилась сниматься в этом кино по сценарию Михалкова, Раневская говорила, что пошла на это в той надежде, что кино все-таки не будет столь омерзительным, а уйти с картины уже не могла, потому что так она бы подвела коллег и друзей-актеров (в фильме «У них есть Родина» снимались Павел Кадочников, Вера Марецкая, Всеволод Санаев, Лидия Смирнова, Михаил Астангов, Виктор Станицын).

Ответ неоднозначный, воспринимать который в отрыве от той обстановки и эпохи, в которых жила и творила актриса, категорически невозможно – согласилась, потому что бы в противном случае осталась без работы, высказала гимнотворцу в лицо все, потому что не выносила подхалимов и приспособленцев, оправдывалась впоследствии, потому что не знала, да и не могла знать в 49-м году многих обстоятельств, которые, как известно, видятся только на расстоянии.

Вот, например, Михалков утверждал, что о трагической судьбе возвращенных в СССР детей ему ничего не было известно.

И вновь неведение того, правдой это было или нет. Другое дело, что конфликты в творческой среде всегда существовали и давали повод для досужих рассуждений и, конечно, осуждений, о чем еще Пушкин в своем письме Вяземскому заметил: «Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок – не так, как вы, – иначе».

Однако были в это время в жизни Раневской события, о которых она любила вспоминать, и люди, работа с которыми доставляла ей удовольствие.

В частности, речь идет о съемках в картине Надежды Кошеверовой и Михаила Шапиро «Золушка».