Фаина Раневская. История, рассказанная в антракте

Из воспоминаний Фаины Раневской: «С трудом устроилась в частную театральную школу, которую вынуждена была оставить из-за невозможности оплачивать уроки. А не могла я оплачивать не только уроки, но и жилье. Деньги, с которыми я приехала в Москву, просто исчезали на глазах, а единственная работа, которую удалось найти, была крайне непостоянной, да и приносила сущие копейки. Но все равно я была счастлива – ведь я подрабатывала в массовке цирка! Но таким счастьем сыт не будешь. Вскорости я осталась без крыши над головой. Благо это было летом! А ведь я была девушкой из добропорядочного провинциального буржуазного семейства, которая привыкла спать на мягких перинах и кружевном постельном белье. Мысль о ночлеге на улице не укладывалась в голове. Вот это я попала! Поистине безвыходная ситуация. А оставаться в Москве без денег, да еще и без работы невозможно, так же как и вернуться неудачницей домой».

Вернуться в Таганрог – это значит повторить «скучную» чеховскую историю Кати, значит смириться с невыносимыми обстоятельствами, а еще признать правоту отца и навсегда забыть свое новое имя – Раневская.

При мысли об этом становилось не по себе.

С тем и бродила по городу, боясь оглянуться назад, потому что сзади было то, куда возврата не существовало.

А потом просто так сложилось – на пересечении Большой Никитской и Скорятинского переулка свернула во двор, сама не знала, почему именно в этот двор – дровяные сараи, белье сушится на веревках, дети возятся в пыли, на врытых в землю скамейках спят индифферентные московские коты, сразу обратила на себя внимание, разумеется, разговорилась с жильцами, и ей показали ее новую «квартиру» – клетушку, в которой, окажись он в Москве, непременно бы поселился Родион Романович Раскольников. Да и стоила она копейки, которые у нее еще оставались.

В этой комнате, выгороженной из лакейской на первом этаже вросшего в землю флигеля бывшей усадьбы Гончаровых, Фаина Раневская проживет больше тридцати лет.

И это уже потом она узнает, что именно здесь прошли детские годы Натали Гончаровой, которая, вполне вероятно, так же как и она, сидела у окна и смотрела на улицу, по которой бесконечной вереницей шли подводы и мчались двуколки, маршировали военные и гордо фланировали представители дворянского сословия, а еще узнала, что именно отсюда Наталья Николаевна отправилась на венчание с Александром Сергеевичем в Большое Вознесение, расположенное рядом.

Ф.Г. Раневская в роли жены генерала Мак-Гермата, «Встреча на Эльбе». Москва, 1949 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Ф.Г. Раневская. Москва, Театр им. Моссовета, 1960-е гг. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Сцена. Ф.Г. Раневская – жена инспектора, О.Н. Андровская – Варенька. «Человек в футляре». Москва, 1939 г. Фотография публикуется с разрешения Государственного центрального театрального музея имени А.А. Бахрушина

Фанни Фельдман почему-то всегда боялась читать Пушкина, чувство жалости к Самсону Вырину и Сильвио, бедному Евгению и Петруше Гриневу, мертвому Ленскому и мертвой царевне, к самой себе в конце концов захлестывало, начинала плакать при этом, буквально давиться слезами. А потом брела неведомо куда, проходила мимо Большого Вознесения, боясь взглянуть на массивную колоннаду возведенного в стиле ампир сооружения, с содроганием помышляла о том, что именно здесь, в этих стенах в 1831 году венчался великий русский поэт.

Нет, не могла понять, как человек, написавший строки:

Я вас люблю, – хоть я бешусь,

Хоть это труд и стыд напрасный,

И в этой глупости несчастной

У ваших ног я признаюсь!

Мне не к лицу и не по летам…

Пора, пора мне быть умней!

Но узнаю по всем приметам

Болезнь любви в душе моей…

мог стать отцом семейства – строгим, рачительным, педантичным, надменным, как Григорий Соломонович Фельдман, мог наказывать детей, быть суровым к жене, пребывать вечно застегнутым на все пуговицы семейной несвободы, думая лишь о деньгах и их отсутствии, о долгах и их неизбежности.

Нет, это было совершенно непостижимо!

Сама не зная как, Фаина оказывалась перед другой колоннадой, куда более величественной, чем архитектурные изыски храма Большого Вознесения, перед колоннадой Большого театра.

Тут она останавливалась, потому что больше не было сил страдать.

Закрывала лицо руками, вздрагивала – ей казалось, что ее кто-то окликает.

Отнимала руки от лица.

Оглядывалась…

На нее смотрела статная, удивительной красоты дама, что только что вышла из парадной двери самого главного театра России.