– Почему вы плачете? Вас кто-то обидел? Вам чем-то помочь? – спрашивала она, и в голосе ее звучали покровительственные нотки. Свои вопросы она задавала, словно они были частью сценического монолога, и она обращалась с ним к переполненному зрительному залу – громко, внятно, безапелляционно.
Что могла ей ответить Фаина Фельдман-Раневская – что у нее нет работы и денег, что она ютится в полуподвальной каморке с видом на дровяной сарай и глухой покосившийся забор, или что она оплакивает Пушкина, изнывающего от пут великосветского брака, и до слез жалеет милую Дуню из «Станционного смотрителя»?
– Как вас зовут?
– Фаина.
– Не плачьте, Фаина, я – Екатерина Васильевна. Гельцер моя фамилия.
– Екатерина Васильевна Гельцер? – немела Фанни, искренне не понимая, почему она до сих пор еще не упала в обморок, почему стоит на ногах, а не на коленях перед этой великой русской балериной, звездой Мариинки и Большого, любимицей Петипа и Дягилева.
Спустя годы Гельцер скажет: «Фанни, вы меня психологически интересуете… какая вы фэномэнально молодая, как вам фэномэнально везет!.. когда я узнала, что вы заняли артистическую линию, я была очень горда, что вы моя подруга».
Феноменальное везение – оказаться в нужное время в нужном месте, встретить именно того человека, который поддержит, поможет, даст единственно правильный совет, а еще следовать таинственным знакам судьбы, читая зашифрованное послание о будущем и выполняя все предписания, содержащиеся в нем. Вот что такое везение.
Однако было бы заблуждением думать, что оно посещает лишь беспечно мечтающего, но не приносящего ему (везению) жертву. Порой самую жестокую – в виде любви, дружбы, семьи, здоровья.
Да, везение – это выбор и бесстрашие, надменность и одиночество, когда себя, в любом случае, ставишь выше других.
Фаина Раневская:
«Господи, как же мама рыдала, когда я собирала вещи. А я – вместе с ней. Нам обеим было мучительно больно и страшно, но своего решения я изменить не могла. Ко всему прочему я и тогда была страшно самолюбива и упряма… меня никогда не волновало, что подумают люди. Разве волнует кошку, что о ней думают мыши? Нет, конечно! Стоит только задуматься о том, что скажут люди, как жизнь сразу же начинает катиться к чертям. Опасный это вопрос – лучше никогда его не задавать. Ни себе, ни окружающим».Стало быть, везение, особенно «фэномэнальное», есть тяжелая работа, изнурительный труд, который не прекращается никогда. Следовательно, знаменитая максима Раневской – «все сбудется, стоит только расхотеть», представляется в известном смысле лукавством.
Расхотеть – значит предать себя и вернуться в Таганрог.
«Таганрог» тут следует конечно же понимать как фигуру речи…
Рассказ Фаины о себе, начавшийся под стенами Большого театра и закончившийся далеко за полночь в гостиной квартиры Екатерины Васильевны, скорее напоминал монолог некоей воображаемой чеховской героини, изобилующий деталями и одновременно как бы отстраненный, приземленный и в то же время возвышенно-эмоциональный, готовый оборваться в любую минуту, но не отпускавший слушателя своей предельной реалистичностью.
Чего стоили, например, такие ее пассажи: «После разговора с отцом мне впервые захотелось навсегда уйти из дома и начать самостоятельную жизнь. Будучи кипучей и взрывной натурой, я не стала откладывать свое намерение в долгий ящик. Тем более, что к тому времени уже успела отзаниматься в частной театральной студии, сыграть несколько ролей в постановках ростовской труппы Собольщикова-Самарина, а также в любительских спектаклях. Что и говорить, я даже справилась со своим заиканием. Я долго и упорно тренировалась, можно сказать, заново выучилась говорить, чуть растягивая слова, и дефект речи безвозвратно исчез. Навсегда… Отчий дом я вскоре, как и следовало ожидать, покинула. Держа в руках небольшой чемоданчик, я отправилась в Москву».
Екатерина Васильевна слушала ее, а при этом словно бы слышала диалог Ирины и Ольги из «Трех сестер»:
Уехать в Москву. Продать дом, покончить все здесь и – в Москву…
Да! Скорее в Москву.
Куда? Куда все ушло? Где оно? О, боже мой, боже мой! Я все забыла, забыла… у меня перепуталось в голове… а жизнь уходит и никогда не вернется, никогда, никогда мы не уедем в Москву… так и решила: если мне не суждено быть в Москве, то так тому и быть. Значит, судьба. Ничего не поделаешь…
– Помилуйте, голубушка, но ведь вы и так уже в Москве! – восклицала Гельцер, – как говаривал Антон Павлович, кто привыкнет к Москве, тот уже никогда из нее не уедет!
Почему?