Фаюм

Правда, пустота была не только вокруг, но и внутри. Внутри Ильи. Внутри пролетевшего с весны времени. Только мы с ним вдвоем знали, что делал он полгода, с мая по декабрь. Впрочем, чего уж там – нехитра шарада. Все эти месяцы он вхолостую мотался по дальним странам – и туристическим, и экзотическим, разбросанным врозь по трем континентам и четырем сторонам света. Спустил свои сбережения, да так и не откупился от одиночества. Каждый человек сначала один, потом один из многих, а в конце снова один. Женщина, которая его любила, теперь была мертва. Та, которую любил он, была бессмертна. Бессмертие – чудесная штука, но и оно, оказалось, мелькнет стороной: за окошком купе, за иллюминатором самолета, – и от нас от живых отстает. А в жизни ничего больше не осталось. Разве что вот на могилу к Марусе сходить.

Как бы там ни было, летать Илья любил. Перелеты завораживали его. Он всегда заранее бронировал себе кресло у окошка и каждый раз неистово ждал часа, когда наконец появлялся смысл ехать в аэропорт. Сейчас он сидел на своем месте и – в отличие от большинства спутников – внимательно разглядывал стюардессу, которая проводила ритуальный инструктаж. Она немного напомнила ему Арину, отчасти, в какой-то степени, как современная копия с вымышленного оригинала. Если бы еще волосы распустила, подумал он. Вчера Илья получил ее новое письмо. По поручению Комаровича Арина приглашала его на новогодние каникулы в их особняк – принять участие в постановке четырнадцатого фрагмента проекта «Карамзин», который будет посвящен II съезду РСДРП в 1903 году. Кроме того, писала она, Петр Леонидович был весьма впечатлен написанным вами для него фаюмом и хотел бы предложить вам, если это возможно, заключить договор на еще один. Честно говоря, поначалу Илья был настроен ответить ей язвительно и колко – вскользь, между делом, что-нибудь эдакое о веревке, которая теперь навсегда их связала… однако сдержался, подумав, что деньги лишними не будут. И коротко пообещал написать о своем решении примерно через неделю.

Перелет был успешным и спокойным. Заселившись в гостиницу, Илья подумал, не выйти ли ему побродить до ужина в одиночестве по вечернему центру города. Мягко сыпал снег – как всегда, в свете фонарей и гирлянд заранее колдуя над волшебной атмосферой грядущих праздников. Как во сне, опочившая до весны Волга легко поднималась к небу и, осыпаясь оттуда вниз крохотными частицами, покрывала свой город ледяным орнаментом. В этом волжском городе Илью никто не ждал, и он не знал здесь никого, кроме Марусиных родных и Старцева.

Профиль учителя он нашел перед отъездом на сайте ее школы. Таким он и представлял себе Старика: размещенное на странице фото было, похоже, как раз из тех доисторических времен. Вглядываясь сквозь экран в его глаза, изучая славные вехи его учительской биографии, листая охватывающий два десятилетия внушительный список подготовленных им лауреатов, победителей и призеров, – мог ли Илья предполагать, что меньше чем через сутки он столкнется с ним лицом к лицу наяву, в самом центре провинциальной вечерней метели?

Он опешил, не поверив собственным глазам, потом суетливо дернулся и крикнул в спину удалявшемуся прохожему:

– Подождите! Минуту! Иван Яковлевич?

Тот обернулся и, приглядевшись к подошедшему Илье, развел руками.

– Да. Мы знакомы?

– Еще как, – сказал Илья со смешком. – Моя невеста, Маруся Бестужева – она у вас училась.

– Да… – неопределенно ответил Старцев, потирая нос. Он, конечно, изменился по сравнению с собственной фотографией на сайте, хотя и теперь еще не было резона звать его «стариком». – Давно? Я не всех учеников помню, к сожалению. Классов много, и слишком быстро время летит.

– Давно. – Илья кивнул. Он вдруг понял, что сейчас учитель пожелает ему всего доброго и развернется, чтобы навсегда уйти из его жизни. – Маруся часто вспоминала о вас и много рассказывала.

– Если много хорошего, то это очень лестно. – Старцев улыбнулся. – Ну, всего вам доброго, я рад был поговорить, но мне уже пора.

– Еще минуту, Иван Яковлевич! – Илья судорожно пытался хоть за что-то ухватиться. – Я из Петербурга прилетел, в первый раз у вас здесь. Не подскажете какое-нибудь кафе неподалеку, где можно по-человечески поужинать? В спокойной обстановке.

– В гостинице хорошее кафе. Это рядом, чуть повыше. – Старцев указал рукой в том направлении, откуда Илья пришел.

– А вы не составите мне компанию? Как приглашающий я полностью угощаю. Серьезно, я никого не знаю здесь больше. – Илья лукавил, но при таких обстоятельствах это было простительно. – В компании, кстати, и аппетит лучше.

– Ну познакомьтесь тогда с кем-нибудь в кафе… для аппетита, – сказал Иван Яковлевич. – Простите, меня ждут, так что мне действительно пора идти дальше. Всего доброго. Вашей невесте передавайте мой учительский привет из далеких времен.

– Она погибла, – громко сказал Илья.

– Э-э… – Старцев ответил не сразу. – Глубоко соболезную вам. Но все-таки нет, извините. Я не люблю вечера воспоминаний. Тем более что тут мне и вспомнить-то особо нечего, если честно.