– Я знаю, Фабиан, – усмехнулся Альбрих. – Наверное, для нас обоих параллельное существование оказалось лучшим выходом. Мы даже смогли оказаться приятелями. Я иногда вспоминаю о тех глупостях, которые натворил тогда, и мне становится смешно. Тогда я считал себя неуязвимым, да еще и думал, что делаю все во имя великой любви. Хотя в тебе тогда было куда больше разумности, чем во мне. Хорошо, чтоб хотя бы один из нас не был одурманен.
Фабиан не мог подобрать ни одной фразы, которая могла бы оказаться относительно вменяемым ответом на его тираду. Хотелось надеяться, что Альбрих не нуждался в бессмысленной реплике, сказанной для всего лишь проформы. Вроде: «Неужели?». Или: «Действительно».
– Честно. Еще пару лет назад я думал, что если бы все-таки смог тебя удержать, то растоптал бы. Сломал. Ты чертовски самолюбив, Фабиан, и упрям. И своенравен. Это привлекало меня в тебе, и одновременно мешало. А теперь думаю, что скорее всего наоборот. Скорее всего я остался бы сломанным. Может даже, растоптанным.
Альбрих молчал, все глядел на Фабиана, и его взгляд был слишком похож на тот – те, когда они оба еще не решились поддаться друг другу. Казалось: поведи Фабиан бровью, ухмыльнись призывно, и Альбрих снова попытается его завоевать.
– Если тебе нужна будет помощь, дай знать, – наконец, после бесконечной паузы, после бесконечных взглядов, после того, как и на его лице померкла улыбка, сказал Альбрих и – отключился.
Фабиан вздохнул с облегчением: кажется, они в расчете.
Он думал об этом и о многом другом, досматривая фильмы в компании коллег –четверых, пятого уже допрашивали. Велойч, скорее всего, вместе с руководителями отделов протоколов и связей с общественностью уже набросал обличительную речь, в которой пресс-секретарь должен был неявно, но недвусмысленно откреститься от Студта; жена Севастиану наверняка готовила праздничный ужин по случаю назначения Евангелины Балеану главой Банка Республики; хотелось надеяться, что Кронелис тоже подготовился к некоторым переменам, хотя в случае чего его отставка никому не помешает и не поможет. И Фабиану казалось: какие-то сверхважные для себя решения принимает Кронелис, потому что слишком уж эмоционально он терзал подлокотники кресла. Велойч же смотрел фильмы с мертвенным спокойствием. Он не вздрогнул даже, когда интервью давал чей-то племянник – не из высокопоставленных, простой парень, просто помогавший Аластеру, рассказывавший об отчиме, насиловавшем его добрых пять лет, пока он не сбежал. Фабиан не рискнул смотреть на Велойча – змей мог почувствовать взгляд; он предпочел изучать картину на стене рядом с экраном. Он бы сам почувствовал взгляд Велойча, посмотри тот на него. Но – не довелось. Очевидно, Фабиан и он прошли точку невозврата.
– Для передач, сделанных на основе совсем свежих сведений, эти представляются вполне цельными, – решил прервать молчание Севастиану.
– Очевидно, не настолько свежи эти сведения, – угрюмо заметил Кронелис.
Севастиану посмотрел на Фабиана, отрешенно глядевшего в окно.
– Мне интересно ваше молчание, Фабиан, – спокойно, почти любезно сказал он.
Фабиан перевел взгляд на него, пожал плечами.
– Сведения могут быть свежими. Темы стары как мир, – глухо произнес он наконец. – Словно вы никогда не учились в школе-интернате.
Севастиану вскинул голову, сжал губы, повернулся к Велойчу. Тот – молчал и внимательно смотрел на Фабиана.
– Так это личное? – поинтересовался Велойч. Фабиан перевел на него взгляд – тот улыбался. Как если бы знал, куда кусать, и был уверен, что Фабиан не увернется.
– Разумеется, – снисходительно ответил Фабиан. – Как и для каждого из нас.
Велойч предпочел промолчать, повернулся к Севастиану, предложил обсудить дальнейшие действия. Севастиану же попросил Фабиана поинтересоваться, как обстоят дела в Госканцелярии, в прокуратуре и вообще. Кронелис хмыкнул – он предпочитал молчать и сверлить взглядом стол. Велойч – тот делал вид, что происходившее забавляло его.