Факелы на зиккуратах (СИ)

Перед восемнадцатилетним юношей Фабианом открылась дверь поезда. Он поднялся по ступенькам, зашел в салон, уселся на забронированное место, замер на секунду и выдохнул. Станционным ИИ был подан сигнал к отправлению, поезд подхватил его гудком. Школа оставалась сбоку, все еще сбоку, позади, а Фабиан смотрел в другую сторону. У него будет время оглянуться, но не сейчас. Сейчас он и в будущее не пытался заглянуть, оно придет, никуда не денешься. Короткая передышка между неизбежно бессердечным отрочеством и не менее жестокой юностью. Вся жизнь. Путь, о котором знал и который открывал только себе Фабиан, который должен был привести его к пока еще неопределенной, но желанной, черт побери, цели.

Прошло более четверти часа, прежде чем Фабиан выдохнул, закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. Будущее началось.

========== Часть 2 ==========

С первых секунд своего первого дня в школе Фабиан возненавидел ее. Она была слишком. Слишком дорогой. Слишком просторной. Одновременно слишком тесной. Слишком многолюдной – и при этом слишком бесчеловечной. Слишком чопорной и слишком суетливой. В одном коридоре, чуть ли не у одних дверей можно было встретить группу ребят, обсуждавших выступление одного из Консулов, и рядом с ней – группу их погодков, обменивавшихся порноклипами. Ни одной группе, ни одной группке, ни одному человеку не хотелось верить.

Гарнизон вспоминался с тоской. Там запрещалось многое, но сколько всего разрешалось – Фабиан с трудом вспоминал, настолько длинным оказывался список. Ему можно было прокрадываться в служебные помещения, и все, что ему светило – это быть пойманным за ухо и самую малость отчитанным суровым взрослым. Самую малость – взрослые относились к нему снисходительно. Мать позволяла столоваться с ней, на кухне смотрели на это сквозь пальцы и не были против как бы тайком подложить ему кусочек полакомей. Мать делала вид, что не замечает, хотя, может, и на самом деле не замечала, увлеченная, замотанная, утомленная работой. Школа – и та была снисходительной. К ним относились как ко взрослым, требуя дисциплины, исполнительности, и при этом позволяли быть детьми, организовывая бесконечные игры, какие-то полулегкомысленные соревнования, на которых даже проигрывая, дети выигрывали хоть что-то. У Фабиана было немного друзей там, отчего-то его семья держалась особняком; не последнюю роль в этом играло демонстративное «ваан» в имени, за которое с саркастичным упрямством цеплялся отец, и при этом, несмотря на такое отношение и благодаря ему, у него были друзья.

Аластер сидел через пару мест от Фабиана, лениво, томно жевал бутерброд и не сводил глаз с него. Под его пристальным, алчным взглядом аппетит испарялся, как роса под солнцем. У него был отвратительно клейкий взгляд, у него были отвратительно вездесущие глаза, Фабиан не мог увернуться от них, как бы ни старался. Другие дети точно так же изучали его, и изучали его точно так же исподтишка. Фабиан чувствовал и взгляды ребят постарше, взрослых – очевидно, появление нового кадета в середине триместра частым явлением не было. Да еще с такой предысторией. Но почему-то кожа болезненно реагировала именно на взгляд этого Аластера. Словно он был особенно ядовитым.

– Господа кадеты, – встав над ними, произнес Эрдман. Негромко, не прилагая заметных усилий, и при этом его голос равномерно распространился над столами. – Прошу вас заканчивать завтрак и отправляться в учебные помещения.

Кадеты притихли; Эрдман сделал шаг назад, и мгновенно, без паузы совершенно за столом загудели разговоры. Фабиан встал первым. Аластер откинулся на спинку стула, бесстыдно разглядывая его. Остальные вроде спешили, но вроде и нет. Невозможно было понять, то ли это этикет такой – не спешить, то ли это модное веяние. Фабиан осмотрел помещение, пытаясь определить, поспешил ли он, не совершил ли ничего неприличного. Осмотрел прищуренными глазами, плотно сжимая губы и нервно подергивая ноздрями – подхватил у какого-то щеголеватого парня где-то в той еще жизни. Затем, не снисходя до того, чтобы осмотреть свой класс, стал рядом с Эрдманом. Тот был ему непонятен, но знакомство с ним было куда более долгосрочным, чем с любым из других людей. Поэтому – поэтому. Фабиан не искал защиты. Он всего лишь искал определенности. А еще он умел делать каменное лицо.