Факелы на зиккуратах (СИ)

Куратор Сергей Эрдман сопровождал Фабиана до самого отбоя – его личного отбоя, который вынужденно откладывался. Сначала на время внепланового ужина, затем на время сокращенного инструктажа, необходимость которого понимал Фабиан и неохотно признавал Эрдман. Попутно – экскурсии по корпусу второго легиона с краткой хронологией становления школы, легиона, его настоящего. Фабиан моргал, сжимал веки плотно-плотно, словно рассчитывал причинить себе боль и хотя бы так проснуться. Это было странное состояние. Он вроде плыл в вакууме, в теплой, непрозрачной воде, огражденный от звуков, получающий информацию напрямую в мозг, минуя глаза и уши, но с другой стороны, он отчетливо воспринимал и слова куратора Эрдмана, и зачем он их говорит – полезное умение, усвоенное Фабианом давным давно, еще до того, как его сделали взрослым. Отца это устраивало. Чуть меньше это умение устраивало мать, которая время от времени хотела живого отклика на свою эмоциональность. Она вообще была страстным человеком. По крайней мере, именно это установили приемные родители в интернате-передержке, в котором Фабиан провел те несколько дней между официальным оформлением его статуса государственного сироты, оформлением рапортов о присвоении сначала одному, а затем второму родителю звания героя и принятием решения о выделении государственной стипендии Фальку ваан Равенсбургу на все время обучения в юнкерской школе номер один. Фабиан был готов дать любому взрослому отчет о причинах такого щедрого решения Консульской Республики, но в бесконечный вечер после бесконечного дня, в свой первый вечер в школе он оказался наедине с куратором Эрдманом, а тот явно жаждал похвастаться чужими достижениями – основателей школы, основателей Республики, основателей чего-нибудь еще – а не выслушать их от государственного сироты.

Фабиан послушно следовал за ним. Его челюсти нещадно ломила зевота. Глаза упрямо отказывались открываться. Фабиану было тепло и почти уютно. Оставалось только сдаться на милость усталости, но куратор Эрдман следовал иным пожеланиям и все говорил: это попечители второго легиона из такого-то Министерства. Это попечители из такого-то Департамента. Эта семья то, эта семья сё, этот выпускник счел нужным поблагодарить именно второй легион, хотя мог бы просто школу. Этот – тоже. История у легиона была внушительная. Фабиан послушно следовал за куратором Эрдманом, запоминая, но совершенно не осмысливая информацию.

– Мы пришли, – неожиданно сказал иным, неофициальным тоном куратор Эрдман. – Далее расположен спальный блок. Мы считаем необходимым воспитывать в наших учениках коллективный дух. Поэтому, кадет Равенсбург, – он сделал паузу. Фабиан перестал гипнотизировать дверь и повернулся к нему. Что-то было в голосе куратора Эрдмана, буквально пару секунд назад рассказывавшего о легионе, что говорило: внимание, сейчас будет нечто, неважное идеологически, но важное для быта. – Кадет Равенсбург, Фабиан, – продолжил он после паузы, и его голос то ли избавился от вуали официозности, то ли наоборот – подернулся вуалью доверительности. Фабиан отчего-то счел необходимым вытянуться и замереть. – Вы попали в очень достойную компанию. Вы могли сами заметить это. Не так ли, мой милый? – Эрдман склонил голову к плечу и уставился на него как бы добрыми глазами. И губы его дрогнули, как бы в улыбке. Фабиану не показалось. Ему не могло показаться. Он ждал. – Но вы попали в эту замечательную компанию в первой трети пути. Я имею в виду год. Время как расстояние. Четыре измерения как три, – задумчиво сказал Эрдман, глядя на дверь. – Впрочем, неважно. – Он стряхнул с себя меланхолию и повернулся к Фабиану. – Коллектив – это не неизменное единство. Это динамичный, непрерывно, нестабильно развивающийся организм. У него есть точки роста и точки стагнации. Наверняка вы замечали и это. Не так ли?

Он смотрел на Фабиана, и губы его то ли улыбались, то ли не улыбались. Рот Фабиана наполнился горьковатой слюной; он осторожно сглотнул ее. Слова он понимал. Что они значили вместе – вроде как то же. Что этот Эрдман скрывал за ними – нет. Но мурашки у него по спине отчего-то побежали.

– Вы неглупый мальчик, Фабиан. Тесты говорят даже, и повторяют вполне настойчиво иное – вы очень умный мальчик. Не так ли? – ровно спросил Эрдман.

Фабиан кивнул. До размещения в этой школе он был вынужден делать немало тестов. Соответственно, у него было немало возможностей убедиться, что он мог их делать очень неплохо. Когнитивные – беспроблемно. На память, логику, что там еще – с легкостью. И кажется, куратор Эрдман только что подвел его к мысли о том, что тесты – не самое существенное. Возможно, та тетенька-кризисный психолог тоже могла его чему-то научить, чему-то неизъяснимому, чего от него хотел Эрдман.

А тот положил руку на плечо Фабиана и улыбнулся.