Факундо

Не отрицая эту неоспоримую истину, я считаю, что Росас своими действиями выявил господствующее среди европейцев полное невежество относительно европейских интересов в Америке и полное неведение, какими средствами они могут содействовать ее процветанию, не пренебрегая американской независимостью. Кроме того, в эти последние годы Аргентинская Республика обязана Росасу тем, что она сама, и идущая в ней борьба, и споры о ее интересах на устах у всего цивилизованного мира; тем, что Росас установил самую тесную связь с Европой, принудив ее ученых и ее политиков посвятить себя изучению заатлантического мира, призванного сыграть столь важную роль в будущем.

Я не утверждаю, что они далеко продвинулись в этом смысле вперед, скажу лишь, что они находятся на пути к обретению опыта, и истина в конце концов будет обнаружена. Если рассматривать итоги французской блокады в их материальном выражении, то станет ясно, что это безнадежное дело не привело ни к какому историческому результату. Росас отступается от своих притязаний, а Франция оставляет свои корабли гнить в водах Ла-Платы — вот и вся история блокады.

Новая политическая система Росаса имела своим последствием единственный выдающийся результат: население Буэнос-Айреса бежало и обосновалось в Монтевидео. На левом берегу Ла-Платы остались, правда, материалисты, готовые глодать свою корку хлеба под пятой тирана, то есть люди, для которых интересы свободы, цивилизации и достоинства не так важны, как пища и кров; но та немногочисленная часть нашего общества и всего человеческого сообщества вообще, для которой имеет некоторое значение возможность жить при разумном правительстве и самим строить свою судьбу, собирается в Монтевидео; туда же в связи с блокадой и отсутствием гарантий личной безопасности перебрались деловые круги Буэнос-Айреса и наиболее влиятельные европейские торговые дома.

В Монтевидео обосновались старые унитарии и все чиновники правительства Ривадавиа; его сподвижники, восемнадцать генералов Республики, писатели, бывшие члены конгресса и т. д. Кроме них там были и федералисты города, эмигрировавшие после 1833 года, то есть все известные противники Конституции 1826 года, также изгнанные Росасом, — те, кого прозвали черные спины. Потом сюда стали прибывать сторонники Росаса, из тех, кто не мог без ужаса смотреть на дело его рук или чувствовал, что смертельный нож приближается к их горлу — подобно тому, как Талье[405] и деятели Термидора[406] пытались спасти свои жизни и родину, разрушая созданное ими самими. Наконец, в Монтевидео прибыла четвертая группа — не унитарии, не федералисты и не бывшие сторонники Росаса: это были никогда не имевшие с ним ничего общего представители нового поколения[407], которое достигло зрелости в годы разрушения старых порядков и насаждения новых. Поскольку Росас с таким упорством стремится заставить мир поверить, что его нынешние враги — унитарии 1826 года, то я считаю своевременным более подробно пояснить подлинную сущность идей этой последней группы, идей, которыми жила Республика.

Множество молодых людей, собранных изо всех провинций основанной Ривадавиа Школой нравственных наук[408], которых готовили для общественной жизни Университет, Семинария и многочисленные просветительские учреждения, пустившие корни в том городе, что однажды имел наивность назваться американскими Афинами, оказались без форума, без прессы, без трибуны, без социального общения, без сцены, наконец, где они могли бы показать силу молодого ума и свое стремление к полезной деятельности. Но прямые связи с европейскими странами, установившиеся в результате Войны за независимость, развитие торговых отношений и сам характер правления при Ривадавиа, в высшей степени европейский, — все это направило интересы аргентинской молодежи на изучение политической и литературной жизни Европы, и особенно Франции.

Романтизм, эклектизм, социализм[409] — все эти различные учения нашли здесь горячих приверженцев, и изучение социальных теорий не прекращалось и в тени деспотизма, в высшей степени враждебного всякому знанию. Доктор Альсина, читая в Университете лекции о законодательстве, объяснил, что такое деспотизм, и окончил свою речь следующей фразой: «Итак, господа, вы хотите составить для себя точное представление о том, что такое деспотизм? Взгляните на правление дона Хуана Мануэля Росаса, наделенного чрезвычайными полномочиями». Гром аплодисментов, неистовых и грозных, заглушил слова отважного профессора.