Фанатизм

– Да так. По кругу.

            Я хотела рассказать ему об Ирине, но не смогла. Опять пришлось бы говорить о Горчакове, а язык немел от его имени.

– Точно ничего не случилось? – спросил майор. – Ты какая-то бледная.

– Это я без косметики.

            В постели он ничего не делал, лежал молча и глядел в потолок. Я повернулась к нему.

– Сергей Сергеевич, вы сердитесь что ли?

– Ты же поговорить меня позвала…

– Нет, поговорить я бы позвала кого-то из наших.

– Зачем тогда?

– Просто ветер там. Страшно. А с вами не страшно.

– Бедная моя девочка…

– Он там воет.

– Кто?

– Ветер.

            Бусыгин обнял меня, и мы уснули. Безо всякого секса. Секс – это же ничтожно мало. Или это для тех, кто не слышит ветра по ночам.

20. НЕХВАТКА ЛИЧНОГО

            Представьте, как я удивилась, когда Бусыгин позвонил мне через несколько дней и спросил, не больна ли я гриппом. И спросил таким голосом, как будто сам был болен, – деревянным, жестким, хриплым, милицейским голосом. Я рассмеялась.

– Хотите меня обвинить в распространении инфекции?

– Пока нет результатов экспертизы – не хочу.

– Какой экспертизы? – спросила я.

– Судебно-медицинской, как обычно.

– По поводу?

– Ирина Максимова скончалась.

– Не выдумывайте!

            Он крякнул. И я поняла, что уже не до шуток – совсем, окончательно.

– Сергей Сергеевич, мне приехать?

– Не надо. Потом поговорим.

            Дома он рассказал мне, как это произошло. Горчаков был на работе, а Ирина зашла к себе за вещами. Договорились, что она возьмет сумку и заедет за ним в офис. Ее не было, он позвонил – она не ответила. Он подождал еще немного, потом взял такси и поехал к ней – нашел дверь открытой, а ее мертвой. Вызвал скорую помощь и милицию.

            Врачи, напуганные эпидемией, спросили, не кашляла ли она в последнее время, не было ли температуры, и он вспомнил, как она волновалась, не подхватила ли от меня грипп. Но судмедэксперт установил, что смерть наступила в результате паралича дыхания и комы вследствие отравления синильной кислотой. На столе потом обнаружили чашку с недопитым кофе – с миндальным ароматом. Убийца не стал прятать чашку – просто вышел, оставив дверь незамкнутой. Чужих отпечатков в квартире не было. Конечно, Ирина была хорошо с ним знакома – впустила в дом и пила с ним кофе. У порога осталась сумка с собранными вещами.

            Бусыгин выглядел понуро. За этот день он уже успел расспросить об алиби всех фанатов Горчакова. Сеня был в театре, Ася – с Артемом на вечеринке, Марианна – у мужа в офисе, Витек – еще на работе, Стас – в пробке на Московском проспекте, Андрей – в супермаркете, Димка – где-то в метро, я – вообще неизвестно где, сам Горчаков – в такси по дороге к Ирине. Это были очень нестройные показания, подтвержденные близкими родственниками или вообще не подтвержденные никем.

            А шеф Ирины вообще ничего не знал – он был уверен, что она встречается с ним, а не с Горчаковым, что живет одна и не планирует никакого переезда.

– Что такое синильная кислота? – спросила я. – Ее можно достать?

– Да можно, конечно. Сильный цианидный яд, быстродействующий. Ирина ваша умерла на глазах у убийцы, а он спокойно пронаблюдал за этим и ушел.

            Я села на табурет. Ирина не причинила бы вреда Ивану, его не нужно было спасать от нее. Значит, чистая ревность… Но с какой же силой нужно было ревновать?

Я вспомнила, как сама хотела оказаться на месте Ирины, когда Горчаков выбирал подружку на ночь.

– А если это кто-то из ее прошлого? – я посмотрела на Бусыгина. – Все-таки она была адвокатом.

– Да, вполне возможно. Мы расспрашиваем их директора о возможных конфликтах, связанных с профессиональной деятельностью. Но для меня это все больше к Горчакову вяжется, чем к адвокатской конторе. Дело завели, конечно. Если с Илоной – нет улик, то с Ириной – улики есть, он оставил нам чашку с ядом, он не закрыл дверь. Жаль, что никто из соседей ничего не видел, и нигде нет никаких следов, но зато есть мотив для убийства: ревность. Ты там держись от Горчакова подальше что ли…

– А сам он как?

– Никак. Отвечал четко. Похоже, не очень-то переживает. Может, потом картину об этом намалюет, да и все. А нам – бейся, ищи виноватых среди его шизонутых поклонников и ее недоброжелателей. И если это из-за него, вы все в очень неприятную историю вляпались – круг-то сужается.

            Я пожала плечами.

– Я даже никого не подозреваю.

– Как обычно. И все так сказали. А знаешь, почему? Все ревновали с одинаковой силой – все желали ей смерти. Вот фанатская любовь: мне или никому. Ну, будем надеяться, теперь он успокоится. Если Горчаков не вдохновит его на новые подвиги. А мы пока все тщательно проверим. Такие отмазки, как «метро», особенно…

– А похороны?

– А что похороны? Будут и похороны. Я даже уверен, что все ваши придут соболезновать. Для убийцы – это выход на бис. Он выйдет и очень хорошо сыграет, рыдать будет и в платочек сморкаться. Не в первый раз я такое наблюдаю. По похоронам нельзя ничего понять: траур – отличная маска.

– Да ладно! Мы тут вообще ни при чем. Она таких клиентов от ответственности отмазывала – всегда кто-то оставался недоволен!

– Ну, возможно, – кивнул Бусыгин. – Я же говорю – дело темное.