Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Разложив меня на составляющие, словно детский конструктор, животные опрометчиво думали, что поняли этот сложный и иногда думающий механизм. Напрасно! Ой, как напрасно! Я и сам, видя воочию все шпунтики и винтики, не понимал порой в себе ничего. Как может работающий со сбоями агрегат иногда выдавать мысли и чувства, от которых захватывает дух? Тот дух, который вселяется в тело временно – не навсегда, а только на короткий период жизни. Он выдаётся человеку по разнарядке с рождением, а затем изымается на девятый день после смерти.

Да, индивид в момент конфискации не понимает, где оставляет своё «Я» – в ржавой, неработающей машине или в летающей, ничего не весящей субстанции. Но на то и существуют загадки мироздания, ответы на которые можно искать вечность…

Вечерело. Я медленной походкой шёл обратно домой, той же дорогой, по набережной. Расклеенные на информационном стенде афиши давно устарели. Даты августа и начала сентября прошли – на носу уже был октябрь.

Пожилой писатель всё ещё продавал за раскладным столиком свои книги. Я купил у него ранее две, с его дарственной надписью, и теперь нëс их в пакете. Мальчик пел по-итальянски под аккомпанемент магнитофона так жалобно и пронзительно, что моё тело осыпали мурашки. Официанты из прибрежных ресторанов скучающе стояли у входа в ожидании очередного посетителя.

Даже вертлявые и шустрые прозрачные куницы замерли, всматриваясь в невысокие горы, кольцом охватывающие бухту. Одиночество, до этого следующее за мной на почтенном расстоянии, ускорило шаг и поравнялось со мной.

Подумалось: «Неужели это всё? Моя сегодняшняя прогулка закончилась?» Но нет! Ещё не пора! Голод, находившийся на всём протяжении выгула где-то внутри, поняв, что его забыли, вылез наружу и помахал мне флажком бургерной.

Человеческое победило философское, и ноги стремительно понесли меня к двойной котлете с булочкой, заправленной майонезом. Картофель фри и «Пепси-Кола» догоняли пузатого хлебобулочного карапузика…

Умиротворение наступило сразу, как только на столе, кроме подноса и пустого картонного стаканчика, ничего не осталось. Счастье, которое помещалось ещё недавно только в двух-трёх запёкшихся камешках, вдруг разродилось и осыпало горой самоцветов моё тленное тело.

«Берите! Берите! Несите, прозрачные зверюшки, мои жёлтые камешки в своё логово! Раскладывайте их по лукошкам, сумочкам и карманам. Я делюсь счастьем, мне не жалко!»

Но куницы куда-то делись. Они исчезли с моего пути, будто их никогда и не было. А мне так хотелось обрадовать хвостатых. Что же мне прикажете, самому сортировать камешки?

Чёрные – к какашкам, жёлтые – к счастью, красные – к эмоциям, а голубые… Так, а голубые где? Их совсем не осталось… Мечты с уничтожением бургера испарились. Как всё же мало надо человеку, чтобы стать счастливым и при этом перестать мечтать…

Что же тогда с философским? Может, оно – лишь прикрытие нашей животной сущности? И на самом деле мы в точности похожи на тех прозрачных куниц, шастающих по набережной в поисках более совершенного сверхразума, чем люди?

Четыре чёрные стены

Четыре чёрные стены
Меня встречали по утрам.
Как будто метка сатаны
Наотмашь била по глазам.

И в этом правильном аду

Я был с собой наедине.
И нёс, не выспавшись, в бреду,
Сплошную ересь в тишине.

Слова, как раненая плоть,

С меня стекали как могли.
И я пытался побороть
Всю черноту моей земли.

Четыре чёрные стены

Смеялись над моей мечтой.
На этом бале сатаны
Я был для них совсем чужой.

Герман, Эрика и биткоины

Люди выплескивают свою энергию по-разному.

Фантазии им не занимать.
Главное, чтобы они помнили, что всё в мироздании взаимосвязано.
И что отдаётся, то когда-то обязательно возвращается.
Пусть не тем же.
Ибо Бог тоже не лишен изобретательности.

Выпученные бесцветные глаза бокс-манекена Германа с тоской смотрели на узкое подвальное окно тренажерного зала. В нём виднелись мелькающие ноги прохожих на фоне проносившихся автомобильных колёс, которые в клочья разрывали воздух и поднимали золотистую пыль.

В зависимости от времени года в окно с интересом заглядывали то любопытные снежинки, строящие неподвижному истукану противные рожицы, то склизкие и противные капельки дождя, со звоном разбивающиеся об асфальт. Вдоволь порезвившись, хрустальные крупицы, отряхнувшись, деловито исчезали в узких проходах городских водостоков, оставляя за собой лишь мокрые серые пятна.