Фантасмагория душ. Рассказы и стихи

Эдик открыл глаза – то ли от испуга, то ли от неожиданности. Он понял, что ненароком заснул, а сейчас проснулся, выгребаясь из лап Морфея. Шорох прекратился. Может, его и не было? И не было всего того, что он услышал… И только пёс за окном начал как-то странно, поскуливая, лаять. Превозмогая боль, Эдуард, поднявшись с постели, доковылял до окна и выглянул вниз. Улица была пуста. Непонятно, зачем собака начала лаять? И только Библия, купленная год назад на распродаже, оказалась чуть сдвинута на полке. Мужчина, обладающий маниакальным стремлением к порядку, сразу обратил на это внимание. Кто это сделал? Неужели явившийся ему Бог? Тем временем Боль, несколько часов не дававшая ему спать, поутихла…

Всё, приём на сегодня был окончен. Хозяин кабинета встал со своего кресла и поправил неровно висевшую икону. Сейчас именно она почётно располагалась над его головой. Потушив свет, взяв под мышку кожаный портфель, набитый документами, Эдуард или тот, кто сидел в кресле вместо него, устало побрёл к выходу. Завтра на аудиенцию к высокому начальству по плану были записаны Блаженство и Радость…

Не будь тебя…

Не будь тебя, я б не был в этом мире.
Следы свои не оставлял в стихах.
И не играл с прискорбием на лире,
Бродя один в сомнительных мечтах.

Где я сейчас, там пустота б сияла,

И в пустоте отсутствовал Господь.
Меня б ничто тогда не вдохновляло,
Меня никто не смог бы расколоть.

Я был ничей в космическом пространстве,

Аморфным «Я», летающим во мгле,
Мечтающим о неком постоянстве
В земных оковах страстных на Земле.

Но ты решил, и свет пролился в душу,

И я стал «Я», таким же, как и все.
Но знал ты, что однажды я не струшу
Промчаться по нейтральной полосе.

И между молотом и наковальней,

Ты чувствовал, что я найду свой крест.
Живя в своём мирке парадоксальном,
Я буду созидать, пока не надоест.

Куницы

Понять себя – равносильно по сложности понять Бога.

Но человек никогда не сможет понять Всевышнего.
Однако разве это означает, что нужно оставить безуспешные попытки?
Ведь Бог тоже не может иногда понять себя.
Ибо это мы видим по очевидным его ошибкам.

Порывы ветерка, стремительно проносившегося по набережной, хлестали мне по щекам, будто я был в чём-то перед ним виноват. Не сказать, что это было больно, – скорее всего, щекотно. В какой-то момент потоки воздушных масс показались мне прозрачными куницами, бегущими туда, за край бухты, прозванной в народе Толстым мысом. Неизвестно, с какой целью забавные зверьки, размахивая холодными и тёплыми пушистыми хвостиками, хватали на ходу мои размышления и уносили их в дальние норы. Возможно, что там, в своих уютных жилищах, куницы, устроившись поудобнее, с интересом рассматривали мысли одиноко шагающего мужчины, выпучивая свои маленькие глазки.

Беря по одному острые необтёсанные камешки, в которых ещё жили запёкшиеся частички моего «Я», зверьки раскладывали их по цвету. Когда попадался чёрный камешек, хвостатые морщились, понюхав, воротили носики и клали бусинку в картонную коробку с надписью «Какашки».

Если находился жёлтый кусочек, на лицах куниц расплывались улыбки, под стать тому малюсенькому камешку, который они держали в руках. Жёлтый самоцвет куницы аккуратно подносили к лукошку с ёмкой табличкой: «Счастье» и бережно его туда опускали.

Красные камешки, в которых, понятное дело, жили мои эмоции, педантичные пушистики прятали в железный ящичек, напоминающий по виду сейф. Подушечками лап они каждый раз пикали шифр, чтобы хранилище открылось. Завёртывали эмоции в салфеточку и клали на верхнюю полку.

Голубые камешки зверьки не хранили, а сразу выбрасывали в море, чтобы игристые волны подхватывали мои мечты и уносили их подальше от берега. Куницы считали, что именно так и должны сбываться желания – свободно, непринуждённо и красиво.