— Товарищ капитан, — сказал Дворников, который был за старшего, — хватит обид, а? Одно ведь дело делаем. Сядем, поговорим, ну что вы право? Доверяют вам, можете не сомневаться. Но аварии, их ведь тоже со счетов не сбросишь, верно?
Как я позже узнал, Лаггер обижался не без оснований. Участник боев с японцами на Халхин-Голе, начальник контрдиверсионного отряда особого назначения в финскую войну, он был лично знаком со многими руководящими работниками наркомата, встречался с Берией и Фитиным, поэтому приезд наш воспринял как недоверие к себе лично и проделанной им работе. А сделано было им немало. У капитана оказалась неплохая сетка осведомителей, буквально каждый военнослужащий полка прошел через особый отдел, в необходимых случаях Лаггер провел проверку через территориальные службы, что в условиях действующего фронта было безумно сложной задачей. Наконец, он лично выезжал осматривать неисправные самолеты. О себе Лаггер почему-то говорил в третьем лице.
— Вы их видели? — Лаггер грустно улыбнулся. — Их ведь с бору по сосенке собирали, некоторые машины из Сибири и Узбекистана пригнали, а ремонт на авиазаводах провели торопливо и поверхностно. Я ведь уже не раз докладывал об этом наверх, но кто там меня слушает? Им легче пару человек за саботаж к стенке поставить или в штрафбат отправить. А Лаггер не виноват, Лаггер давно предупреждал: еще немного — и мы будем терять людей из-за халатности некоторых тыловых крыс!
— Значит, за своих вы можете смело поручиться? — поинтересовался Дворников.
— Лаггер дважды не говорит, — обиделся капитан. — Лаггер сказал и мнения менять никогда не будет!
— Планшетка у вас классная, — заметил Федя. — Откуда такая роскошь, товарищ капитан? Подарок от женщин на день рождения?
— Ты, сынок, меня не подкалывай, — посоветовал Лаггер. — Я уже в школу бегал, пока тебя родители строгали!
— Да я серьезно, — вспыхнул Востриков.
— А если серьезно, я и вам такие могу подарить, — сказал Лаггер. — Тут до нас немцы стояли, от них и осталось. Когда наши танкисты на поле вломились, они только и успели машины в воздух поднять. А хозяйственная часть у нас осталась, в том числе и планшетки эти. Нет, заразы, умеют все-таки делать, удобная вещь!
Знаете, когда долго не видишь женщин, они все кажутся тебе красавицами. У меня и на гражданке никого не было. Мы тогда учились в мужском классе и с девчонками из параллельной школы проводили совместные вечера несколько раз. А потом у меня был институт, где на нашем факультете учились всего три девушки. Две из них были дочерьми больших начальников, к ним и подступиться страшновато было, а на танцы я ходить стеснялся, особенно после того, как мы бездарно подрались с морячками. Мы дрались разрозненно и как умели, а они держались дружно и ловко пользовались ремнями. В общем, попало многим, и это ощущение позорного поражения заставило меня с головой уйти в учебу. Я себя оправдывал тем, что успею наверстать, ведь впереди у меня начиналась вся жизнь. О Вострикове тоже говорить не приходилось. Ну пошел он в семинарию. У него родители верующие были и Вострикова к Богу обратили. А молодежь в то время воспитывали в духе журнала «Безбожник», выходил такой перед войной. Вот и попробуй сказать девушке, что готовишься стать попом. Засмеют! Востриков и не пробовал. В плане половой жизни он был просвещен даже хуже меня. Вот Дворников у нас был ходок. Правда, вытекало это из его собственных рассказов, которые мы слушали с лихорадочным румянцем на щеках. Востриков иной раз принимался упрекать нашего старичка в нескромности и сальности рассказов, но тот лишь похохатывал: «Щенки, жизни не видели, а туда же, с упреками лезете! Отец Федор, не пори ерунды, ты ведь в обморок упадешь, если баба перед тобой коленки раздвинет!»
На аэродроме маскировку соблюдали отменно, полтора десятка машин стояли в кустарнике, замаскированные свежесрубленными ветками кустарников, брошенными поверх маскировочных сеток. Около зеленых неуклюжих машин возились несколько человек в темных телогрейках и теплых штанах из «чертовой кожи». Когда мы подошли ближе, они с любопытством повернулись к нам, и мы увидели женские лица.
— Мужики, будьте скромнее, — предостерег Лаггер. — Народ здесь особый, за сальные шуточки можно и по морде схлопотать. Жаловаться ведь никто не станет. Был у нас случай, хлюст из штаба решил наших девочек потискать. Видели бы вы его перед отъездом! И главное — слова в штабе не сказал!
— И правильно, — сказал Дворников. — Чего ж тут хвастаться? Над ним бы и потешались!
С женщинами у самолета Лаггер поздоровался весело и непринужденно, ему с улыбкой ответили, а потом любопытствующие взгляды обратились к нам. Видно было, что Лаггер здесь свой человек и пользуется немалым уважением, поэтому летчиц больше интересовали незнакомцы, пришедшие с оперуполномоченным.
— Эдик, ты нам ухажеров привел? — усмешливо спросила старшая.