— Ну что, кофейку попьем? — предложил Сударушкин. — Это, конечно, не «Маккофе», но смею заверить, даже лучше. Здесь прямые поставки. Липу не подсунут. А после обеда можно к американцам намылиться. У них хорошо, бар свой есть, спутниковое телевидение. Оно и у нас есть, но на фига свои генераторы жечь, если можно на халяву у американцев посмотреть?
— А до обеда?
— А до обеда я на побережье смотаюсь, показания приборов сниму, — Сударушкин открыл перед ним дверь. — Мужики сегодня на ледник Росса отправились, а мне судьба за аппаратурой следить. Вы-то надолго?
— Как обстоятельства сложатся, — Гимаев снял шапку и принялся расстегивать доху. В предбаннике российской базы было тепло, на входной двери висел огромный цветной плакат с изображением обнаженной Мадонны.
— Повесили для прикола, — извиняющимся тоном сказал Сударушкин.
Кофе и в самом деле оказался хорошим. А главное — горячим.
— Что нового на материке? — поинтересовался Сударушкин. — Нет, вы не думайте, новости мы каждый день смотрим, но вы все-таки из столицы, там свои слухи, особенные, Москва же к Кремлю ближе.
Поговорили о новостях. Больше всего Сударушкина поразило, что музыканты рок-группы «Звенящие» в свой состав включили бас-геликон и корнет-а-пистон.
— Лихо, лихо, — беспричинно потирая руки, смеялся он. — Диск, случайно, не привезли, Анатолий Сергеевич? Жаль, жаль, я старый меломан, хотелось бы послушать. Я ведь каждую смену по полторы сотни дисков привожу. Сменщики берегут, понимают. А последнее время они тоже коллекцию пополнять стали, теперь в Антарктиде музыкальный рай.
Снаружи послышался странный треск, словно кто-то огромный провел гигантским рашпилем по ледяным торосам.
— Это еще что за хрень? — вскочил Сударушкин.
Хватая шапки, они торопливо выскочили на мороз.
В синем безоблачном небе, огромным колпаком накрывшем ледяное пространство, медленно двигался огненный шар, оставляющий за собой белоснежный перистый след. Треск исходил с небес, словно огненный шар и в самом деле разрывал пространство на две неравные части.
Огненный шар уверенно проследовал к неровному из-за ледяных торосов горизонту, скрылся из глаз и где-то вдали вверх вырвался белый фонтан, который стремительно приобретал грибообразную форму. Земля под ногами ожила, затряслась.
Гимаев схватил Сударушкина за руку.
— В дом! — заорал он. — В дом, Николай Алексеевич!
Пингвины тоже почувствовали угрозу. Теснясь и толкаясь крыльями, они кинулись в церковь.
Дальнейшего Гимаев с Сударушкиным уже не слышали. Они ворвались на станцию, захлопнули все двери и присели у стены, с ужасом ожидая прихода ударной волны.
— Ё-моё! — сказал Сударушкин, круглыми глазами глядя на Гимаева. — Да что же это такое? Война началась, что ли? Конец американцам, прямо по ним пришлось. Жаль, у них такие клевые записи Луи Армстронга…
Договорить он не успел — произошло то, что они с тайным ужасом ожидали.
Пришла ударная волна.
Когда Гимаев и Сударушкин выскочили из базы в очередной раз, зарево за торосами уже унялось, виден был лишь черный дым, который, скручиваясь в невообразимые спирали, устремлялся в высоту.
Повреждения на базе оказались незначительными — снесло времянку и покурочило антенну спутниковой связи. Церковь пострадала больше.
Купол ее лежал на снегу. Вокруг него толпились растерянные пингвины.
— Однако, — сказал Сударушкин, надевая темные очки. — Как ты думаешь, что это было?
— А я откуда знаю? — удивился Гимаев. — Понятное дело, взорвалось что-то. Но что?
Люди по своему характеру различны. Один, оказавшись в экстремальных условиях, теряется, проявляет неуверенность, а другой, наоборот, становится активным, стараясь не только преломить ход событий, свалившихся на него, но и понять их первопричину. Сударушкин был растерян. Гимаев — наоборот.
В конце концов, он был газетчиком и представлял сейчас на Южном полюсе славную и всем известную «Комсомольскую правду», теряться было как-то не с руки. — У нас снегоход есть? — спросил Гимаев.
— Снегоход есть, — уныло сказал Сударушкин. — Только вот нельзя нам никуда. Не имеем мы права покидать базу до возвращения ребят. Так в правилах записано. А правила, сам понимаешь… — и он безнадежно махнул рукой.
— А если они вообще не вернутся? — где-то в глубине души Гимаева все-таки жил провокатор. Иначе бы Гимаев и не был представителем славного племени журналистов — авантюристов по духу, аналитиков по складу ума и провокаторов по призванию. Сударушкин испуганно посмотрел на него.
— Очумел, что ли? — сказал он. — Грохнуло где? А они вон туда отправились! — показал рукой в противоположную от дымков сторону. — А если? — продолжал настаивать Гимаев.
Сударушкин посмотрел на пингвинов. Пингвины толпились около купола. Похоже, что они принимали его за большое яйцо и сейчас горячо спорили, кому из них предстоит его высидеть. Что с них возьмешь, с не-разумных тварей! Купол не яйцо, сколько на нем ни сиди, птенец не появится. Так, по крайней мере, подумал Гимаев.
Они пили уже по третьей чашке кофе.