Фантастическая проза. Том 2. Младенцы Медника

— Сенсацию продать спешат, — сказал Якубович и выразительно посмотрел на Гимаева. — Ох, братец, сдается мне, что ты такой же журналист, как я ассенизатор.

— Почему? — удивился Гимаев.

— Журналист бы истерику закатил, связи требовать начал. Это ж сенсации мирового значения — метеорит упал, американцев накрыло… Озеро образовалось… с пресной водой, — Якубович тщательно вытирал палец, похоже, что замечание товарища ему очень не понравилось.

— Завтра пробы возьмем, — сказал начальник экспедиции Быков. Был он огромен, крут и некрасив. Маленькие глазки совсем не соответствовали широкому лицу, на котором выделялся нос картошкой. У Быкова были рыжие короткие волосы и мощная шея, присущая тяжелоатлету или человеку, который привык тащить на своем горбу все тяжести мира. — Заодно и глубину измерим!

* * *

Да, делать здесь было совершенно нечего. Погибшим американцам они ничем помочь не могли. Стоять на краю братской могилы и просто скорбеть было глупо, тем более что на базе имелись неотложные дела — следовало немедленно исправить повреждения, нанесенные ударной волной, вызванной падением и взрывом неведомого метеорита.

Они принялись собираться в обратный путь, когда, скрипнув снегом, рядом остановился второй снегоход. На этом снегоходе тоже сидело два человека. За спиной плотного и кряжистого водителя сидел худой и длинный пассажир. — Мужики! — крикнул водитель. — Тут снегоход не проезжал?

— Проезжал, — озадаченно отозвался Сударушкин. — А тебе он зачем?

— Куда они поехали? — явно не желая удовлетворять любопытство полярника, продолжил расспросы водитель снегохода.

— Зюйд-зюйд, — с удовольствием вспомнив бородатый анекдот, сказал Сударушкин.

— Хорош выделываться, — вскричал водитель снегохода. — Рукой покажи! Сударушкин махнул рукой в сторону Южного полюса. — Вот козел! — злобно сплюнул водитель снегохода. — Опять ушел!

— Тише! — остановил его худой и долговязый пассажир. — За козла и в Антарктиде ответить можно!

Двигатель снегохода взревел, и машина устремилась в глубь ледяного континента.

Полярники проводили их взглядами.

— Развлекаются гады! — вздохнул Сударушкин. — Тут люди гибнут, а они гонки устроили!

И тут Гимаев заметил странный камешек на снегу. Камешек был пронзительно зеленым, как изумруд, и небольшим — с ноготь указательного пальца. Гимаев наклонился и поднял его. Странное дело, камень был теплым, почти горячим. Но рассмотреть его Гимаев не успел — неожиданно над камешком, лежащим на ладони, поднялся легкий дымок, и, прежде чем Гимаев сообразил, в чем дело, камешек впитался в кожу. Несколько секунд он зеленоватым бугорком светился под кожей, потом начал двигаться вверх по руке и исчез под рукавом меховой куртки.

«Началось!» — испуганно подумал Гимаев.

Голливудские фильмы он смотрел, поэтому сразу же вспомнил один из них — где обитатели антарктической станции подверглись нападению монстра и стали превращаться в его точное подобие. Он прислушался к себе. Организм пока никаких изменений не чувствовал.

«Может, и обойдется!» — уныло подумал Гимаев, кляня себя за неосторожность.

Сообщать товарищам о том, что с ним произошло, он не стал, те наверняка тоже смотрели американские фильмы, а потому хорошо знали, как в такой ситуации следует действовать. Ничего хорошего это не сулило, поэтому с признаниями следовало подождать. Он поспешил к снегоходам.

Впереди шел Сударушкин.

Глаза Гимаева внимательно обшаривали снег под ногами. Наверное, поэтому он и успел увидеть красный огонек, на который ступил унт товарища.

— Стой!

Сударушкин застыл.

— Что случилось? — спросил он недоуменно. — Крыша поехала?

— Не шевелись! — потребовал Гимаев и присел на корточки. — Подними ногу!

Сударушкин поднял ногу. На вдавленном снегу ничего не было.

— Что? — уже с испугом спросил Сударушкин.

— Так, — Гимаев тяжело поднялся и выпрямился. — Показалось.

* * *

Весь вечер Гимаев прислушивался к себе. Явных изменений он не чувствовал. Ну поясница болела, так это еще ни о чем не говорило. Не чувствовал он в себе вызревающего монстра, готового рвать окружающих. А собственно, с чего он взял, что в нем вызревает какая-то пакость? Стереотипы это были, навеянные голливудскими фильмами.

Он подошел к шахматному столику, за которым уныло разбирал очередной этюд Хоменко. Играли с ним редко — играть с Хоменко все равно что бить кирпичную стенку, усердствуй не усердствуй, все равно проиграешь. Нельзя сказать, что Хоменко был очень сильным мастером, просто остальные играли еще хуже.

— Сыграем? — оживился Хоменко.

— Да какой из меня игрок, Славик? — уныло отозвался Гимаев. — В этой игре мне только первоклассник по зубам, да и то не каждый!

— Да мы просто так, — Хоменко уже проворно расставлял тонкими длинными пальцами фигурки. — Ну, время скоротать.

Гимаев посмотрел на Сударушкина, валяющегося на самодельном диване. У того на ушах чернели наушники, глаза были закрыты.

— Я тебе поддаваться буду! — жалобно сказал Хоменко.

— Ладно, — решился Гимаев и сел за стол.