Рыцарь лихолетья
А если у тебя хватит пороху быть самим собой, то расплачиваться за тебя будут другие.
Глава первая
Звонки начались с утра.
Сначала позвонил Сашка Лукаш и спросил, буду ли я сегодня в «Москве»? Странный человек, куда же я без «Москвы»? Все-таки рабочее место, она меня в буквальном смысле этого слова кормит и поит. В том духе я и высказался самым недружелюбным тоном. А он что, хотел, чтобы я ему спросонья в любви объяснялся?
Только я решил продолжить прерванное бесцеремонным Сашкой дело, как мобильник зазвучал опять. На этот раз он проиграл мелодию «Мурки», и мне сразу стало понятно, что звонит оперативник из моего родного Пригородного отдела. Как же я это запамятовал, двадцатое же сегодня, у них день получки!
— Ну? — хмуро дохнул в трубку опер.
— Петрович, — как можно нежнее сказал я. — Через полчаса. Замотался я немного.
— Он замотался, — в свою очередь подобрел опер. — А тут через него с голоду подыхай!
И отключился.
«Как же, сдохнешь ты!» — подумал я и, не глядя, ткнул «мобилу» на тумбочку.
Спать уже не хотелось. Нет, можно было и пренебречь, плюнуть на все и завалиться в постель, но это пусть и не гестапо, а все-таки милиция, там шутить не любят, можешь заснуть дома, а проснуться в хате, рядом с парашей. Не стоило раздражать человека из-за пустяков, тем более что капусту ему я еще с вечера отсчитал и в конвертик положил — пусть жирует. «Крыша» из него никудышная, но за неимением лучшего и от этой отказываться не стоило. Все-таки пару раз он меня хорошо отмазал — когда меня с товаром взяли и второй раз, когда всю мою валюту, приготовленную для обмена, патрульные на Тверской отобрали. Нет, тогда он молодцом себя проявил. Лично приехал, бабульки мои из шуцманов вытряс и морды им набил для острастки. Правда, эта услуга мне обошлась в тридцать процентов от суммы, но мне не кажется, что я очень уж проиграл. С того дня шуцманы ко мне не вязались, с некоторыми у меня даже нормальные отношения сложились, насколько это возможно с лягавыми. Умылся я, дойчевской специальной пастой морду от щетины избавил, пару яиц сварил и позавтракал, пусть и без особого аппетита. Все-таки накануне мы здорово погудели, Киряк даже пожарную машину к кабаку вызвал, чтобы домой его доставили.
— Где горит? — выскочил старший наряда.
— Здесь, — говорит Киряк и на свой живот показывает. — Здесь болит, родимый! Трубы горят, спасу нет!
Ему себя так можно вести, у него фатер всей пожарной службой гауляйтерства заправляет. Его фамилия Везендорф, он из вестеров, которые после немецкой оккупации, случившейся до Лихолетья, по каким-то причинам на родину не подались, а задержались у нас. Таких довольно много было. Ничего, сжились, даже ответственные посты заняли. Фатер Киряка в пожарной службе заправлять стал. Поэтому пожарники немного поматерились, а Киряка домой повезли, чтобы в немилость к папашке не попасть. Фатер у Киряка мужик суровый, он своих подчиненных крепко держит в руках. Сам зарабатывает и сынку на жизнь кидает. А того не знает, что сынок его в десяток раз больше имеет. Киряк торгует наркотой из Туркмении. У него целая команда пушеров. Дельце выгодное, достаточно посмотреть, какие пачки денег у Киряка в бумажнике водятся, мне за такие пахать и пахать приходится, я ведь на перепродаже барахла всего пятнадцать процентов имею. Но поганое это дело, наркотой торговать, я бы не стал никогда этим заниматься. И не потому, что правильный такой, а потому, что дело это весьма и весьма опасное, никогда не знаешь, кто тебе гробик по мерке скроит.
А Элка тоже вчера на Киряка запала, как увидела, что он капустой направо и налево швыряется, так про нашу с ней любовь позабыла, все рядом с Киряком крутилась и добилась своего — вместе с ним на пожарной машине под завывания сирены уехала.
Ну хрен с ней, с Элкой. Не мне по ней плакать.
Добрался я до отдела, поднялся к Петровичу, отдал ему конвертик. Капитан какой-то хмурый, озабоченный был, но заглянул в конвертик и сразу приветливей стал.
— Молодец, — говорит.
— Служу родному гауляйтерству, — вытянулся я.
— Ты, Пурга, здесь не отирайся особо, — предупредил меня Петрович. — Запарка у нас здесь. Верхние должны нагрянуть, а от них, сам знаешь, хорошего ждать не приходится.
— Я в вашу контору только по нужде захожу, — с достоинством заявил я. И уточнил: — По большой нужде!
— Греби, нахал! — сказал Петрович. — Хорошо тебе, Пурга, капусту отслюнил и свободен, а тут…
И рукой безнадежно махнул, показывая, насколько все плохо.
Спустился я вниз и увидел у окошка дежурства двух боевых бесов. В черных бронированных доспехах, при светорубах, морды у обоих ленивые и внимательные. Один из них на меня посмотрел, даже лапу поднял, чтобы подозвать к себе, но тут ему из окошка чего-то сказали.
— Как это нету? — по-русски взревел боевой бес и сразу забыл обо мне.