Рукой я охватил Элку за дрожащие плечи, мы повернулись к страшной яме спиной, хотя мне ужасно не хотелось этого делать, и пошли прочь. Элка безвольно и механически переставляла ноги. Кажется, за последние три дня она узнала о мире больше, чем за прожитую жизнь.
И тут сзади закричал ребенок.
Меня словно током ужалило.
Что касается Элки, то она тут же пришла в себя, лицо ее обрело решительное выражение, стиснув зубы, она ринулась назад, и я не смог ее удержать.
Когда я подбежал к краю ямы, она уже была во рву. Наклонившись, она выхватила из груды мертвецов маленькое трепещущее тельце. Оцепенев от ужаса, я видел, как она обрывала с него гибкие розовые нити.
— Помоги же! — сдавленно сказала она, протягивая ребенка мне.
Я подхватил ребенка, положил его на траву, протянул руку и рывком выдернул Элку из братской могилы жителей поселка. Воистину, женщины — странные создания. Оказавшись в безопасности, она сразу же склонилась к спасенному ребенку. Тот плакал, широко раззевая рот. На нем были короткие штанишки и желтая фуфайка под горло. На голых ногах были красные длинные вспухшие ссадины, словно мальчишку старательно отхлестали крапивой. На вид ему было около трех лет. Впрочем, я легко мог ошибиться, в таких вещах, как детский возраст, я не разбирался совершенно.
Мальчишка орал.
Я стоял, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, и повторял:
— Нелюди… нелюди… нелюди…
Что еще можно сказать о существах, бросивших живого ребенка на корм чудовищам? Но если бы они убили его, стали бы от этого лучше?
— Успокойся, маленький, — нежно сказала Элка, подхватывая ребенка на руки.
— Давай мне, — я потянулся к мальчишке.
— Ты лучше смотри по сторонам, — сказала Элка. — Мало ли что…
Дом мы не выбирали, вошли в первый попавшийся. Да и некого было бояться. К сожалению. Мальчишка продолжал хныкать, Элка успокаивала его, а меня удивляло то, как она умело обращается с малышом. Порывшись на кухне, она принесла йод и смазала ссадины на ногах малыша, отчего он стал похож на вождя краснокожих. Потом укутала его в одеяло. Мальчишка постепенно затихал. Если знать, что он сегодня пережил, можно было лишь удивляться, что он так быстро успокоился.
— Элла, нам пора! — сказал я мягко.
— Сейчас, сейчас, — она заметалась по комнате. — Только найду, во что одеть малыша.
— Мы не можем его взять с собой, — сказал я. — Дорога слишком опасна, а он будет ненужной обузой.
Она остановилась.
— Что? Ты хочешь сказать, что мы вытащили его изо рва для того, чтобы эти твари съели его позднее? — ноздри ее гневно раздулись. — Да ты понимаешь, что ты говоришь?
Мальчишка снова захныкал.
Его голос меня уже раздражал, хотя я понимал, что это неправильно.
— Ты! — с презрением сказала Элка. — Ты! Убирайся куда хочешь, а я мальчишку не брошу!
Горячность ее раздражала и забавляла одновременно.
Разве я мог бросить ее? Следовательно, не мог бросить и малыша. Первая мысль была глупой, в самом деле, мы его не для того спасали, чтобы оставить одного в мертвом поселке. Розовые побеги во рву росли слишком стремительно. Вспомнив об этом, я примирительно сказал:
— Ладно, ладно, только ты не очень располагайся. Сама видела, что делается!
Она моментально сменила гнев на милость, мимоходом чмокнула меня в щеку.
— Я сейчас, Адинька, я быстро!
И в самом деле, управилась она минут за пятнадцать. При этом ей пришлось сбегать в соседние дома, в том, где мы оказались, жила, судя по одежде, одинокая пара и ничего детского мы не нашли.
Дорога к оставленному в лесополосе грузовику тоже не заняла слишком много времени, и все-таки, когда Элка уселась на пассажирское сиденье, прижимая к себе спящего пацана, над поселком уже кружилась первая голубовато-розовая тварь, внушая отвращение и ужас. Враньем все оказалось, враньем. И астрангрелы эти, и легенды о врагах бесов — все оказалось придуманным для того, чтобы обмануть род человеческий. Впрочем, говорить и думать об этом не стоило. Для того чтобы делать выводы, надо располагать знаниями. Я был в положении Сократа: я знал лишь, что ничего не знаю. Сократ мог сделать из этого какие-то выводы. Но я же не Сократ!
Чтобы объехать поселок, пришлось сделать порядочный крюк, поэтому на ростовскую трассу мы выскочили ближе к вечеру. Деревянный мост через Северский Донец мы пересекли уже в сумерках. По левой стороне темнели терриконы, поросшие травой. В небе горели первые яркие звезды, и я вдруг с тоской подумал: неужели эти твари пришли к нам из этого серебряного великолепия? Гораздо легче было представить их выходцами из ада. Иного измерения я себе представить не мог, а потому не верил в него.