Она попыталась улыбнуться, улыбка получилась кривой, в левом краешке рта появилась тоненькая струйка крови, похоже, щупальце медузы зацепила легкое.
— Ты его не бросай… — пересиливая боль, сказала она. — Слышишь, Адька? Маме… отвезешь… скажи… это… мой… три года… она поверит…
Нужно было везти ее в больницу. Но куда? Где она, эта больница? Я проклял мир, который был устроен так подло и несправедливо.
— Ты… хороший… — снова сказала она. — Жалко… Хотелось долго…
Я прижался лицом к ее щеке и только тут обнаружил, что я по-прежнему в доспехах. Наклонившись, я нажал кнопку на рукояти светоруба, а когда повернулся к Элке, она уже не дышала. Я взял ее лицо в руки и завыл, тихо и тоскливо, без слез, — иным способом я не мог избавиться от боли, которая вдруг заполнила меня. Господи, ну сколько бедствий и несчастий нужно перенести людям, чтобы они научились любить и беречь друг друга? У меня отняли крылья, когда я пытался взлететь. У меня отняли душу именно тогда, когда мне ее подарили…
Не знаю, долгой ли была моя истерика, но неожиданно я стал слышать происходящее вокруг. Мальчишка громко в голос заревел и заковылял прочь, путаясь в камыше. Я торопливо вскочил, догнал и почувствовал, как дрожит маленькое беззащитное тельце.
Я вернулся к месту, где лежала Элка, но сел в стороне, чтобы мальчишка не видел ее мертвого лица. Я гладил его по голове, шептал что-то успокаивающее, хотя даже не подозревал, что способен на подобные слова. Мальчишка успокаивался медленно, а я все думал, что Элка лежит мертвая около воды.
Потом я уложил ослабевшего от плача мальчишку в кабину грузовика, вернулся к Элке и сел рядом. Я не мог с ней расстаться, я не верил, что ее больше нет, я не знал, как мне жить дальше. Наклонившись, я тронул ее щеку губами. Щека была холодной.
Когда я выпрямился, боли не было. Была лишь холодная расчетливая ненависть, я знал, что, пока я жив, я буду мстить этим тварям, которые отняли у меня Элку — медузам, бесам и тем, кто стоит за ними, если и в самом деле за ними кто-то стоит. Пока я жив, я не опущу рук, я буду драться где угодно, в Африке и на Северном полюсе, на тихоокеанских островах, а если это потребуется — опущусь в морские глубины, чтобы выгнать этих чудовищ и оттуда. А если я не сумею этого сделать, дело продолжит мальчишка, всхлипывающий сейчас в кабине грузовика. И всякий, кто встанет на пути этих тварей, будет моим союзником. О разногласиях мы будем разговаривать потом, когда очистим планету от нечисти.
Выкопать в земле могилку, используя светоруб, оказалось просто: я вырезал контуры последнего жилища любимой, потом принялся срезать пласт за пластом, вытаскивая обломки руками. Пот заливал мне лицо, в ногти забивалась глина, но работа шла. Время от времени приходилось оглядываться по сторонам. Все было спокойно, но мне постоянно казалось, что кто-то хищно наблюдает за мной со стороны.
Закончив работу, я осторожно опустился в яму, взял Элку на руки и осторожно положил ее на дно могилы. Лицо у нее было спокойное, неподвижное. Хорошо, глаза были закрыты, а то я не смог бы сделать все то, что должен был сделать. Наклонившись, я застегнул молнию на ее капюшоне. Осторожно, словно я мог причинить ей боль, я укладывал поверх тела куски земли. Холмик получился маленьким, но мне и не нужен был большой, я знал, что в любое время года и суток найду это место даже с завязанными глазами.
Некоторое время я стоял у могилки, не в силах оторваться от нее.
Плохо мне было, так плохо, что передать не могу. Мыслей не было. В душе жили тоска и пустота.
Но надо было двигаться вперед.
Я вернулся к машине и попытался завести ее. Двигатель рычал, кашлял, всхлипывал, но не заводился. Я не сразу понял, что аккумулятор полностью разряжен, а когда сообразил это, ощутил покорность судьбе. Даже машина не хотела покидать этого места. Ей хотелось остаться рядом с Элкой.
Повесив на одно плечо вещмешок, я взял на руки спящего пацана.
Это было неудобно, это было опасно, это было безрассудно, но другого выхода не было.
Нельзя было оказаться на открытой местности, если я и сумею защитить себя, то пацана точно потеряю. А я дал слово, что доведу мальчишку и сдам с рук на руки матери Элки. Мне предстояло переправиться через Волгу, а затем идти через открытую степь, пока я не встречу людей. Обнадеживало одно: если летчики Сибирского Союза затевают схватки с монстрами на правом берегу Волги, то на левом берегу у них уже должен был быть какой-то контроль. Глупую игру затеял капитан Салахов. Ему бы отправиться с нами. Тогда, возможно, и Элка была бы жива. Но, быть может, перед капитаном стояли совсем другие задачи. Что я о его работе на Свободных территориях знал? Ровным счетом ничего. Я вдруг подумал, что капитан был прав — свободных территорий не бывает, если территория вдруг освобождается, то ее обязательно кто-то займет. Не люди, значит, нелюди.