Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I

Планета. Ни зверя, ни птицы, ни насекомого. Она была безжизненна, пока сюда не пришли люди. На станции добывали ресурсы, а тот, что брёл через пустыню, работал учёным. Долгие годы и бессонные ночи, проведённые за изучением своей отрасли, за написанием статей и научных работ превратились в красный пепел этой выжженной планеты. Она тлела, как огонёк на конце сигареты. Испещрённая трещинами красная земля ничего не могла родить и простиралась на далёкие километры вокруг.

Апатия стала съедать его в ту же секунду, как он попал на станцию. Она медленно, но верно всё глубже проникала в его душу. И шёпот. Еле слышный, как чьё-то дыхание, он нарастал, но никогда не казался назойливым или сводящим с ума. Он так был похож на собственные мысли.

Одно слово.

Шёпот принёс лишь одно слово. Сначала оно проскальзывало незаметно среди потока мыслей. Потом попало под осознанный взор и стало рассматриваемо. Оно задержалось в сознании.

«Откуда-то я знаю это слово… где-то я его встречал…»

Учёный больше не мог выкинуть его из головы. День ото дня мимоходом он пытался вспомнить, что же оно значит. Он думал о слове всё больше и больше, оно всё сильнее мучило его своей загадочностью. Бывало, он так глубоко о нём задумывался, что переставал слышать людей вокруг. Об учёном забеспокоился врач.

«Уважаемый Виктор Андреевич, будьте добры, зайдите ко мне, как будете свободны. Говорят, вы стали жутко рассеянны и апатичны. Сами понимаете, в наших условиях это могут быть не добрые симптомы. Найдите время, зайдите ко мне. Сотрудники уже шутят: «Вял, как Покорский». Жду вас.

Павел Семёнович»

Он как-то, вскоре после письма, зашёл к врачу. Всё ограничилось беседой и выдачей лёгких препаратов для поддержания сил. Покорский обещал прийти, если ситуация не изменится или станет хуже, но так и не пришёл. Всё стало казаться ему не важным.

Однажды он лёг в постель и поймал себя на мысли, что грызущая тоска и жалость к себе ушли из его души – он больше не переживает, что так и не обзавёлся семьёй. Комната больше не сжималась и не давила своими стенами. Грудь не трескалась от рвущихся наружу сожалений. «Да, – думал учёный, – мне принадлежит множество научных работ и даже открытий в сфере изучения инопланетных ископаемых… Но какой во всём этом толк, если я – один?». Больше это не терзало его. Он уснул в ту ночь пустым, будто амфора, выкопанная откуда-то из тёмных глубин.

А теперь за его спиной уходила за горизонт скалистая гора, у подножия которой расположилась станция. Пустыня и тишина окружали его. Ветер обретал плоть, пыль оседала на нём, и он приобретал очертания живых существ. Они шли вместе с учёным. Они искали когда-то то же, что он ищет теперь. Они были давно мертвы, но красная пустыня не пожелала отпускать их. Учёный видел их, но не обращал на них особого внимания, становясь частью этого призрачного потока.

Спустя пять дней после того, как Покорский побывал у врача, он принялся искать въевшееся в его мысли слово в книгах. Вся библиотека мира была в его комнате – стоило только войти в базу данных. Он искал день за днём, обращаясь к научным трудам совершенно разной направленности. День за днём Покорский пролистывал десятки книг, совершенно забывая о своей работе. Забывая обо всём. Его память стиралась растущим словом, которое произносил шёпот. Оно занимало всё больше места в его сознании.

Покорскому понадобилось три недели, чтобы найти его в одной забытой всеми книге. Её содержимое было похоже на бред сумасшедшего, до благоговейного страха уверенного в своей правде. Написанная в начале далёкого XX века, она не представляла ни научного, ни художественного интереса, но Покорский с каждой прочитанной строчкой всё больше верил ей. Ему становилось страшно. Книга Брауде рассказала ему о далёкой планете Нор, о её кроваво-ржавой почве и ртутных небесах, о её сухой, выжженной земле и горести запустения…

«Первым проклял их Ханханеш…»

Вот оно.

Вот оно.

«Ханханеш».

Прочтя это слово, Покорский потерял сон.

Впереди показался высокий холм, ставший для учёного неким рубиконом, важной точкой в его пути. Одноглазые призраки ускорили свой шаг. Трещины на сухой земле стали шире, а потому приходилось смотреть под ноги. Красное тело, испещрённое чёрными венами. Разум Покорского погрузился в туман. Шёпот по-прежнему давал о себе знать.

«Ханханеш».

Гора, у которой расположилась станция, много часов назад ушла за горизонт. О том, что Покорский пропал, узнают не скоро, а к этому времени его следы окончательно заметёт ржавым песком, и он затеряется в бескрайней пустыне.

Ангел.

Чувство невозможного и невероятного парализующим разрядом прошло по всему телу учёного. Испытанный им благоговейный страх по силе не мог сравниться ни с чем, что он чувствовал раннее.