Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I

На безжизненной планете, не населённой никем, ужасающе возвышалась огромная серая статуя, изображающая ангела. Он держал руки так, будто готов был принять пришедшего. Голова его была сокрыта капюшоном. Сложенные крылья обрамляли спину. Однако вместо ног, из-под его длинной робы росли длинные щупальца. Покорский задрожал. Его разум молниеносно сопоставил увиденное с прочтённым в Книге Брауде…

«С незапамятных времён раса ук-эко населяла планету Нор. Они чем-то походили на людей, но имели лишь один глаз, как древние циклопы. Невысокие и сбитые, ук-эко носили длинные робы, скрывающие их многочисленные щупальца, растущие вместо ног. Эти безумные пепельнокожие существа видели смысл своей жизни только в служении и поклонении великим богам, которые обитали на зелёном газовом гиганте, который они называли Саар-Мрат. Я назвал их безумными, потому что таково их поклонение богам.

Единственными украшениями Нора были бесчисленные храмы и алтари, сделанные из красного и серого камня. Тяжёлые и мрачные, они походили на зиккураты Древней Месопотамии. Проводимые в них сумасшедшие и фанатичные мессы, не знающие конца, сопровождались мрачными песнопениями во славу богов Саар-Мрата. Лично я не рискнул лицезреть эти кровавые безумства, боюсь, они свели бы меня с ума, потому записываю со слов… Боги одаривали ук-эко, пока пыл последних не стал угасать. Первым, за неверие, проклял их Ханханеш…»

Теперь учёный знал, абсолютно точно знал, что находится на планете Нор, некогда населённой безумной расой ук-эко. Но где она теперь? Почему никого нет? На постаменте были начертаны руны, которые не походили ни на что, виденное Покорским ранее.

Обойдя статую, он подошёл к краю крутого спуска, ведущего к уходящей вниз долине, и познал, что такое настоящий ужас – бескрайняя пустыня открыла ему множество надгробий, идущих рядами почти до самого горизонта, где возвышалось нечто, похожее на зиккурат.

«Ханханеш».

«Ханханеш».

«Ханханеш зьембравфа…»

Покорский шёл к храму, проходя мимо надгробий. На них были выбиты лишь неясные ему иероглифы. Он весь дрожал от страха, но имя Ханханеша неотвратимо влекло его за собой, в далёкие глубины неизведанной планеты. Надгробия поразительно прямыми рядами раскинулись во всю ширину впадины, обрамлённой бурыми скалами. Ни оград, ни цветов, ни костей. Пустынный ветер сглаживал бугры у покосившихся от времени плит и полировал их красным песком. Ртутное небо сгущалось.

Зиккурат возвышался перед учёным. Он походил на огромные, поставленные друг на друга объёмные трапеции, которые не имели окон. От самой земли к вершине вела длинная, преломляемая изгибами ступенчатая лестница. Казалось, зиккурат хранит в себе какие-то великие тайны, что-то невообразимое и ужасающее. Он безмолвно стоял посреди Красной Пустыни, загораживая собой вид на далёкие горы. Время словно не коснулось его крепких стен. Ноги сами ступили на лестницы древнего храма. Шаг за шагом учёный приближался к вершине.

«Ханханеш».

«Ханханеш зьембравфа…»

«…вфра Ханханеш зьембравфа…»

Надгробия за его спиной становились всё меньше, они отдалялись, всеми забытые, оставленные на забвение. С вершины зиккурата Покорский увидел такую же бескрайнюю пустыню, которую оставил за своей спиной. Она была везде, она была повсюду. Как мёртвое море, она раскинулась во все стороны света. Далёкие горы мрачно возвышались над ней.

Один.

«Ханханеш».

На вершине древнего храма ветер одиноко завывал свою песнь.

Покорский ступил внутрь. Его окутала красная тьма, и липкий страх завладел его душой. Но зов тянул его к себе, заставляя искать то, чего он никогда не видел, там, где никогда не был.

«…лаош вфра Ханханеш зьембравфа…»

Осторожные шаги учёного далёким эхом разносились по лабиринту ужасающего храма. Иногда он не понимал – этот шёпот, он раздаётся в его голове или зовёт его из глубокой тьмы? Красный свет входа быстро скрылся за углом. Найдя спуск, учёный чуть не провалился в чёрную пустоту – под ногами не было ступеней, только наклонную плоскость. Боясь упасть, Покорский согнулся, одной рукой держась за стену, а другой ощупывая тьму, медленно стал спускаться вниз.

Казалось, прошла уже целая вечность. Спуск делал повороты, меняя градус наклона. Покорский забыл о времени, забыл о внешнем мире, даже стал забывать себя.

«Им’ха лаош вфра Ханханеш зьембравфа…»

Строки на неведомом языке казались посланием, которое уже никогда никем не будет понято. Самосознание оставляло учёного вместе со свободой воли. Страх уступал место фанатичному поиску того, что влекло его к себе. Даже Брауде, написавший Книгу, не мог представить, что ждало Покорского в глубинах древнего зиккурата. Он писал:

«За неверие первым проклял их Ханханеш. Я не могу знать, каково было это проклятие. Ужас овладевает мной при одной мысли заглянуть за ширму неведения и узнать о таинственном и ужасном проклятии Ханханеша…»