Нервы натягиваются струной, сознание не справляется с напряжением, медленно ускользает от меня, и я проваливаюсь в забытье.
03:12
Прихожу в себя от тягостного ощущения чьего-то чуждого присутствия в палатке. Нет, это не Аня. Это оно. Совсем рядом, склонилось прямо надо мной в темноте и глубоко, часто дышит. Я дрожу всем телом, но не решаюсь открыть глаза.
Крепко сжимаю рукоять топорика и с криком вонзаю его в незримого врага. Раз и ещё раз. Открыв глаза, я вижу, что рублю перед собой воздух. Аня просыпается и обеспокоенно спрашивает, в чём дело. Быстро прячу топорик, она не замечает. Чувствуя на себе непонимающий взгляд жены, говорю, что мне просто приснился кошмар. Аня гладит меня по спине, я ложусь и обнимаю её.
Хорошо, что она не видит моих слёз.
04:47
Я слышу их. Слышу, как говорят деревья. Клянусь. Нет, это не просто шелест ветра в кронах, это слова. Я не понимаю их язык, но чувствую, знаю, они говорят о нас.
Господь всемогущий, спаси и сохрани…
06:32
С тяжёлой головой и заплывшими глазами я кое-как выбираюсь из палатки. Подхожу к кромке моря и устало оседаю на колени перед ярко-жёлтым диском, зависшим над горизонтом. Вся вчерашняя ночь кажется мне жуткой нелепицей, неудачной шуткой воспалённой фантазии, кошмарным сном. Но теперь всё хорошо, мы справились и скоро будем дома.
Я вздыхаю с облегчением. Всё позади.
Но когда я замечаю, что над горизонтом медленно восходит второе солнце, то начинаю смеяться. Истерично. Безудержно. Сквозь смех я слышу, как просыпается жена, а ещё – как шепчутся за моей спиной деревья. И как нечто немыслимое тихо ползёт по песку.
Царь медуз
Сергей Лёвин
1
Нет. Нет! Невыносимо! Пóшло. Пошлó оно всё!
Изнутри выплёскивалась желчь. Опять эти взгляды, обшаривающие, будто тискающие твою фигуру под облегающей униформой, улыбки развязных кавказцев, которые по одной им известной причине свято убеждены, что девушки-консультанты в сетевых магазинах – наилегчайшая добыча, заходы и бэри. Пофлиртовал, угостил бокалом дешёвой и приторной красной бодяги, её здесь называют «шмурдяком», и истекающей майонезом шаурмой и, естественно, в этот же вечер по-быстрому перепихнулся, так они считают.
А вот нате вам, выкусите! Никогда, повторяю, никогда ни одна такая вульгарная, гориллоподобная гадина меня не коснётся. Хоть стреляйте!
За три года перебежек из магаза в магаз чего только ни навидалась, какого бреда ни наслушалась. Иногда форменные психи приходят, клиника – её ж не спрячешь! И спрашивают вкрадчиво так, смущённо потупив взгляд: «А у вас есть телефон, чтобы его инопланетяне не могли прослушать?» Или: «А мне бы такой аппарат, чтобы батарею не заряжать совсем, никогда». Но чокнутые всё равно лучше хачей – они безобидны, а те – нет. Те злобные. Отошьёшь грубо – не забудут. Могут и отомстить.
У нас Катька работала, её как-то очередной Армен, или Самвел, или Ашот посреди белого дня облапал – так она ему пощёчину влепила, да от души, со звоном. Сама я не видела, не в мою смену, но девчонки так эмоционально рассказывали, с подробностями, что от души порадовалась. Правда, недолго.
Сгинула Катя через пару дней – не вышла на работу. Менты искать начали – по заяве родителей. Опрашивали всех: кто, что, почему. Девчата вспомнили недавний инцидент, даже наш дражайший шеф удосужился оторвать жопу от кресла и извлечь записи с видеокамер. Ну, нашли того говноеда, а что толку? Он в несознанке: не знаю, не видел, не слышал, делать мне больше нечего, кроме как продавщице какой-то мстить. Дела поважнее есть.
Закончилось ничем. Катю, правда, никто больше не видел…
А сегодня наблюдаю, как очередное недоразумение мужского роду-племени стоит посреди магазина у стеклянного шкафа долго-долго, а само сквозь него меня раздевает, ощупывает. Не знаю, как я это чувствую, какие механизмы в голове буйной шестерёнками вертят, но кровь вскипает и в череп изнутри стучит: туки-туки – будь бдительной, за тобой следят! И тяжесть нарастает, сознание мутнеет, пока наблюдение не прекратится или я сама не выйду на воздух или в другое какое помещение – хоть в сортир проблеваться.
Затем это чудо с проплешинами посреди давно немытой шевелюры, в очках несуразных из прошлого века с дужками из целлулоида и стёклами в пять миллиметров толщиной, с редкой рыжеватой бородёнкой и неубедительной попыткой бакенбард всё-таки отлипает от витрины и делает несколько неуверенных шагов в моём направлении.
Цепляю на лицо дежурную маску: «Мне плевать, что ты урод. Ты клиент, а это значит, ты прав. Бла-бла-бла», – а сама иду к нему. Спрашиваю:
– Добрый день! Вам что-нибудь подсказать?
Существо мнётся, перетоптывается на месте, потеет, мычит.
– Извините, вы не могли бы яснее изъясняться?
Хлюпанье носом (боже, у него ещё и насморк!) и, наконец, – ура! свершилось! – осмысленная реплика:
– А вы бы не могли мне пососать?
– Че-е-е-го?!?!?! – радушие, пусть и притворное, мигом сползает с моего лица.
– Показать вот эту модель…
Тьфу ты, ослышалась… Слуховые глюки по Фрейду!
– Да-да, сейчас.