— Нет, — поспешно сказал я, — не пей за нее. В ней-то и суть проблемы. У нее сложилось впечатление, что ты пьешь за нее слишком часто и за все остальное без разбору тоже. Она хочет, чтобы ты перестал пить.
Он уставился на меня совиным взглядом.
— Она никогда мне этого не говорила.
— Подозреваю, что, зная множество твоих положительных черт, она не решалась задеть твои чувства, указав на твой единственный мелкий недостаток, твой единственный крошечный проступок, твой единственный микроскопический изъян — тот факт, что ты горький пьяница.
— Только оттого, что в редких случаях делаю крошечный глоток в лечебных целях?
— Твои глотки вовсе не крошечные, Камбис, и случаи не редкие, и цели не лечебные, хотя со всем остальным я согласен. Так что, хотя Валенсия прямо этого и не говорит, она хотела бы, чтобы ты понял — губы, касающиеся спиртного, вряд ли смогут часто касаться ее собственных.
— Но уже слишком поздно, Джордж, старик, друг мой. Мои губы касаются спиртного. Не стану этого отрицать.
— Они пропитались им, Камбис. Ты не можешь бросить? Не можешь отказаться от своей ужасной привычки и купаться в чистых лучах трезвости, как было когда-то?
Он задумчиво нахмурил брови.
— Когда это было?
— Начни прямо сейчас.
Он налил себе еще стакан и поднес его к губам.
— Джордж, — сказал он, — ты когда-нибудь думал о том, насколько этот мир зловонен и омерзителен?
— Думал, и часто, — ответил я.
— Тебе никогда не хотелось превратить его в прекрасный теплый восхитительный рай?
— Хотелось, и не однажды, — ответил я.
— Я это сделал. Я открыл секрет. Стоит немного выпить, ощутить дружеское тепло джина, или рома, или бренди, или… любой выпивки — и мрачная тоска этого мира тает и рассеивается. Слезы сменяются смехом, унылые взгляды — улыбками, мир наполняется песнями. И что, я должен от всего этого отказаться?
— В какой-то степени. Хотя бы на глазах у Валенсии.
— Не могу. Даже ради Валенсии. Я в долгу перед человечеством и перед миром. Разве я могу позволить обществу вновь погрузиться в безнравственность, из которой оно никогда бы не вышло, если бы не алхимия алкоголя?
— Но эта твоя алхимия субъективна. Она оказывает влияние только на твой разум. На самом деле ее не существует.
— Джордж, — серьезно проговорил Камбис, — ты мой дорогой и любимый друг, так что я не могу приказать тебе убираться вон. Но я все же намерен это сделать. Вон из моего дома!
Как тебе известно, старик, если у меня и есть недостаток, так это — невероятно добрая душа. Я бы, например, никогда не согласился обедать за твой счет, если бы меня не волновал тот факт, что ты явно нуждаешься в обществе. Это означает, что мне приходится терпеть твое общество, но что с того?
Так или иначе, душа моя болела за Валенсию, и я почувствовал, что самое время позвать Азазела, моего двухсантиметрового друга из другой реальности.
Это существо… я тебе про него не рассказывал? Ладно, ни к чему столь мелодраматично вздыхать.
На этот раз Азазел вовсе не был раздражен тем, что его вызвали. Он был просто рад. По крайней мере, так он сказал.
Он танцевал на месте, делая крошечными ручками странные жесты, суть которых я не мог понять.
— Ему втройне повезло, что ты меня вызвал, — пропищал он. — Иначе я бы его сепотулировал. Я бы расфлаксил ему модинем. Я бы…
— Что бы ты сделал? И кому? — без особого интереса переспросил я. — И зачем?
— Он назвал меня словами, которые ни одно уважающее себя существо себе не позволит, — сказал Азазел с достоинством, почти несовместимым с его пискливым голосом и крошечными размерами. — Законченный сасквам!
Я позволил ему немного остыть. В своем собственном мире он был столь же мелкой личностью, как и в нашем, и его постоянно толкали и пинали, что было, в общем-то, неплохо, поскольку именно его постоянно уязвленное «я» вызывало у него желание мне помогать. Ему было крайне необходимо демонстрировать свои возможности.
— Мой друг — алкоголик, — сказал я.
— Ага, — согласился Азазел. — Он ходит голый с алками. Кто такие алки?
— Нет-нет. Алкоголь — это органическая жидкость, которая в малых дозах действует возбуждающе, но в больших пагубно влияет на разум и здоровье. Мой друг не в состоянии отказаться от больших доз.
На мгновение лицо Азазела приобрело озадаченное выражение.
— А, ты имеешь в виду фосфотоника?
— Фосфотоника? — столь же озадаченно переспросил я.
— Народ моего мира, — объяснил Азазел, — наслаждается разного рода фосфатонами. Мы нюхаем фосфор, пьем разнообразные растворы фосфатов, лакаем фосфопировиноградную кислоту и так далее. — Азазел содрогнулся, — В чрезмерных количествах подобное считается вредной привычкой, но я обнаружил, что небольшая доза фосфорилированного аммония после еды отлично способствует пищеварению. Немного фосфама желудку не повредит. — Азазел потер свой шарообразный живот и облизал красные губы маленьким красным язычком.
— Вопрос в том, — сказал я, — как излечить моего друга-алкоголика и убедить его завязать.
— Завязать?
— Я имею в виду, бросить пить по любому поводу.