Фантастическое путешествие

— Да, он трезв как стеклышко. — сказала она. — Как жидкий воздух. Да, все идет как надо — Она несколько раз всхлипнула, прежде чем снова взять себя в руки. — Его должность в финансовой фирме его отца, которая раньше была синекурой, теперь стала витриной для его талантов. Его называют «тираннозавром с Уолл-стрит». Им повсеместно восхищаются как воплощением американской финансовой предприимчивости, и собираются целые толпы, чтобы посмотреть, как он безжалостно эксплуатирует вдов и сирот. И делает он это столь искусно, что постоянно удостаивается аплодисментов и даже упоминания в речи министра финансов.

— Наверняка он этим гордится, — сказал я.

— Действительно гордится. Его жесткость вызывает всеобщий восторг, а его открытое порицание лжи, воровства и обмана, если только это не требуется для получения прибыли, только приветствуется. И тем не менее…

— И тем не менее?

— Он охладел ко мне, дядя Джордж.

— Охладел? Ты наверняка шутишь. Ты столь же добродетельна, как и он.

— О да, во всем, — согласилась она. — Я сплошная добродетель. И тем не менее — не знаю почему — я его больше не устраиваю.

Я снова отправился проведать Камбиса. Это оказалось нелегко — он настолько посвятил себя своему бизнесу, что ему не хватало двенадцати часов в день на то, чтобы обманывать публику, назначая Министерству обороны завышенную цену за зубочистки и колпачки для бутылок. Так что его окружали секретари, помощники и адъютанты, и, чтобы их обойти, мне потребовалось все мое умение и обходительность.

Наконец мне удалось добраться до его большого кабинета. Камбис хмуро уставился на меня. Он немного постарел, поскольку поглотившая его трезвость прорезала вертикальные борозды на щеках и превратила когда-то веселые и искрящиеся глаза в твердый непрозрачный мрамор.

— Что, во имя Тофета, тебе нужно, Джордж? — спросил он.

— Я пришел, друг мой, — сказал я, — от имени твоей возлюбленной, Валенсии.

— Моей… кого?

Я вынужден был признать, что это дурной знак.

— Валенсии, — повторил я. — Светловолосой девушки, прекрасной и добродетельной, и созданной для любви.

— А, да, — Камбис взял со стола стакан воды, хмуро на него посмотрел и поставил обратно. — Кажется, я ее помню. Она мне не подходит, Джордж.

— Почему? Ее считают весьма привлекательной многие знатоки в этой области.

— Знатоки, ха! Ничего не понимающие бездельники! Джордж, эта женщина пользуется духами, от которых стошнило бы мускусную крысу. К концу дня, несмотря на духи, я ощущаю неприятный запах тела. Ее дыхание порой отвратительно до невозможности. У нее есть привычка есть швейцарский сыр, сардины и прочую дрянь, запах которой остается на ее языке и зубах. Я что, должен купаться в этих омерзительных испарениях? Кстати, Джордж, я чувствую, ты и сам забыл помыться сегодня утром.

— Ничего подобного, Камбис, — горячо возразил я. — Я принимал душ.

— В таком случае в следующий раз становись поближе к мылу, — сказал он, — Тебе незачем говорить Валенсии об этих подробностях, если считаешь, что они могут ее обидеть — так же, как они досаждают мне. Но ты можешь сказать ей, что, если она когда-нибудь со мной встретится, пусть стоит с подветренной стороны.

— Это просто нелепо, Камбис, — сказал я, — Валенсия — утонченная и приятно пахнущая юная леди. Лучше ее тебе не найти.

— Нет, — ответил Камбис, все больше мрачнея. — Думаю, нет. Это грязный и вонючий мир. Удивляюсь, как люди этого не замечают.

— Тебе не приходило в голову, что ты сам можешь быть несовершенен в этом смысле?

Он поднес запястье к носу и понюхал.

— Нет, — сказал он, — не приходило.

— Возможно, лишь потому, что твои ощущения насытились твоим собственным запахом. Для других ты, вероятно, весьма неприятен.

— Для других? Какое мне, черт побери, дело до других?

На что, должен признаться, ответа у меня не нашлось.

Камбис снова взял стакан с водой, отхлебнул из него и недовольно поморщился.

— Я ощущаю как минимум пять органических соединений с отвратительным вкусом, добавленных в эту воду. Даже минеральная вода в бутылках обладает легким привкусом из-за следов растворенного в ней стекла.

Я вздохнул и ушел. Случай был безнадежный. Азазел перестарался, дав ему способность тонко различать вкусы и запахи.

Я попытался как можно более мягче сообщить новость Валенсии, которая разразилась страшными рыданиями. Мне потребовалось три дня и три ночи, чтобы ее утешить, что оказалось непростой задачей, поскольку в последнее время мой пыл несколько угас, а ты не можешь себе представить, насколько эта женщина нуждалась в утешении.

Что касается Камбиса, то последнее, что я о нем слышал, — он искал по всему миру место для жилья, где воздух и вода были бы достаточно чисты для его утонченного вкуса, повара, который удовлетворял бы его взыскательным потребностям, и, самое главное, молодую женщину, которая не оскорбляла бы его тонкое обоняние. Он настолько богат, насколько может быть богат поставщик Министерства обороны — его низкокачественное и дорогостоящее военное снаряжение является гордостью вооруженных сил нашей прославленной нации, — но подозреваю, что он несчастный человек.