— Это просто, — сказал Азазел. — Детская игра для существа с моими познаниями в технологии. Мне нужно просто изменить вкусовые центры в его мозгу так, чтобы алкоголь на вкус казался ему чем-то отвратительным — например, экскрементами.
— Нет, — возразил я, — Ни в коем случае. Это уже слишком. Разумная доза алкоголя, к примеру такая, какую позволяю себе я, не более кварты в день, укрепляет силы, и незачем кого-либо лишать такой возможности. Прояви свою мудрость, о Могущественный, и придумай что-нибудь другое.
— Хорошо, — сказал Азазел. — Есть какой-нибудь способ превратить употребление алкоголя в достоинство? Есть пьющие, которыми все восхищаются?
— Есть ценители хорошего спиртного, — подумав, ответил я. — Есть люди, которые прекрасно разбираются в напитках и выделяют среди них те, что обладают наивысшим качеством. Обычно к ним относятся с немалым восхищением.
— Твой друг — не из таких? Он не различает высокое и низкое качество?
— О нет, нисколько. Он готов пить самогон, шампунь, лак для обуви, антифриз. Удивительно, что ничто, похоже, не убивает его на месте.
— В таком случае я изменю рецепторы его мозга таким образом, что он сможет различать любые разновидности алкоголя, сколь бы близки друг к другу они ни были, и выбирать лучшую. Его будут считать уже не презренным алкоголиком, а достойным восхищения ценителем. Собственно, я и сам обладаю подобными качествами по отношению к нашим фосфатонам и часто потрясал большие компании своими способностями…
Он продолжал свой рассказ, полный утомительных подробностей, но я слушал его если не с радостью, то с терпением — так мне хотелось помочь Камбису.
Какое-то время спустя я зашел к Камбису в гости, надеясь, что его мрачный настрой наконец прошел и из дома он меня на этот раз не выгонит. Оказалось, что мне действительно нечего было опасаться. Алкоголики — прекраснодушные люди, которые быстро забывают прошлые неприятности, да и все остальное тоже.
Вот только Камбис отнюдь не выглядел прекраснодушным. Он сидел на полу в окружении множества бокалов, наполненных различного вида жидкостями, и на лице его застыло мрачное выражение.
— Камбис, что случилось? — тревожно спросил я.
— Понятия не имею, — ответил Камбис, — но я, похоже, начал осознавать, какая же все это дрянь. Вот, Джордж, попробуй.
Это оказался темный портвейн, довольно крепкий, как я ощутил после небольшого глотка.
— Превосходно, старик.
— Превосходно? — переспросил он. — Ты серьезно? Ему недостает аромата!
— Я не заметил, — возразил я.
— Ты и не мог заметить, — презрительно бросил он. — К тому же он не настолько выдержанный, каким должен быть. Ты не почувствовал, что он несколько резкий?
— Нет. Вообще.
Камбис закрыл глаза и покачал головой, словно от моей тупости ему стало не по себе.
— Наверное, это — самое лучшее, что я смог найти в своей коллекции, — сказал он. — Попробуй.
Это был вишневый ликер непревзойденного качества. Я едва не вскрикнул, ощутив великолепие его букета и мягкость вкуса.
— Потрясающе! — восхищенно проговорил я.
— Едва терпимо, — сказал он. — Могу понять добрые намерения идиотов, но где-то во время приготовления на его пути попался ржавый гвоздь. И теперь в нем ощущается пусть не всеобъемлющий, но явно неприятный металлический привкус.
— Я ничего такого не заметил, — возмущенно возразил я.
— Потому что ты не заметишь даже единорога, который воткнет рог в твою толстую задницу, — грубо ответил он.
Я не мог больше не замечать его злобных насмешек и вдруг обнаружил в нем черту, которую никогда прежде ему не приписывал.
— Камбис, — сказал я, — а ведь ты точно трезв.
Он посмотрел на меня и проворчал:
— А чего ты ожидал? Здесь нет ничего, что я в состоянии пить. Все это помои и отрава.
В последующие месяцы я вынужден был признать, что произошло нечто странное. Азазел не подправил вкусовые рецепторы Камбиса таким образом, что все спиртные напитки стали казаться ему на вкус экскрементами. Он просто наделил Камбиса способностью отличать превосходное качество, и в поисках недостижимого идеала Камбис вел себя так, будто любой напиток, не соответствовавший этому идеалу (то есть все напитки), имел вкус экскрементов.
Камбис стал не просто трезвенником, он стал настоящим образцом трезвости. Он ходил с прямой спиной, сурово глядя перед собой, рано ложился спать, рано вставал, стал удивительно пунктуальным во всем и был безжалостен к тем, кто хоть немного отклонялся от пути истинной добродетели. Нормальное человеческое поведение напоминало ему недостаточно выдержанные напитки с металлическим привкусом.
Моя дорогая юная племянница Валенсия была вне себя от горя. Она мяла в руках мокрый носовой платок, и лицо ее было покрыто пятнами.
— Камбис стал трезвенником, как ты и хотела, — заметил я.