Фантастика 2003. Выпуск 1

Можно не соглашаться с таким взглядом, можно вспомнить, как доставалось в этой прошедшей жизни самому Борису Штерну («Козлов много», — вздыхал он), еще раз повторить, что ушедшая эпоха сама копала себе могилу, вдобавок заполненную известно чем («Досмотр-2»!). Но… Но Штерн чувствовал именно ТАК, и именно ОБ ЭТОМ «Эфиоп» — роман-реквием, памятник ушедшей молодости, уходящей жизни.

«Эфиоп» — реквием? Вот вам и одесский юморист!

Обо всем же остальном… Не читавшие «Эфиопа» — прочитайте! Ведь жизнь короткая, вдруг не успеете, не попадете на борт «Леульты Люси»?

3. Элегия номер три, или Патина на бронзе

Штерн Б. Г.

Сказки Змея Горыныча: Фантаст, повести и рассказы / Б. Г. Штерн. — М.: ООО «Издательство АСТ»; Донецк: «Сталкер», 2002. — 653, [3] с. — (Звездный лабиринт: коллекция).

Третий том (редкий случай!) разом снимает почти все вопросы, не ставя новых. Почти — ибо в этом томе, как ни в одном ином, резко ощущается противоречие между мемориальным характером издания, между Памятником писателю-классику (вот вы уже и классик, Борис Гедальевич, увы!) — и «леденцовым» обрамлением. Неплохая обложка неплохого художника — но для такого ли случая она? И название хоть куда, но разве в этом томе «Сказки» (прямо скажем, не самые удачные вещи автора) главное? Моя б воля, назвал бы «Настоящий Штерн» — или даже «Штерн-настоящий» по аналогии с великим циркачом Дуровым. Ибо именно в этой книге и читавшие, и впервые открывшие могут пообщаться со Штерном, Каким Он Был.

Составители поступили мудро — включили в том ВСЕ повести и рассказы автора, кроме все того же Бел Амора (двадцать три точным счетом!). Ну, Бел Амору — «Беломорово», он уже свой том получил. Зато!..

Зато между невместными глянцевыми политурками (политурками, да простят меня черноморские соседи!) — весь Настоящий Штерн: от «Безумного короля» до «Рыбы любви», от «Записок динозавра» до «Да здравствует Нинель!». Восстановлено искореженное редакторами, продублировано искаженное (икается тебе, Бел Амор?) самим автором. Вот и «Остров Змеиный…» в красе своей, и «Недостающее звено» вкупе с «Кащеем Бессмертным — поэтом бесов» — в их наивной аллегоричности. Что остается, как не восхититься?

…И слегка все же вздохнуть. Составители, где же «Второе июля четвертого года»? Ведь то, что вошло в «Эфиоп», все-таки не первозданный текст!

Итак, восхитимся. Восхитимся, а после — задумаемся, как и полагается возле настоящего Памятника. Вот он, бронзы звон, вот она, гранита грань. Теперь уже ясно, что лучшее из созданного Штерном не рассыпается глиняным прахом, а покрывается благородной патиной, подобно эллинским кумирам…

Стоп, стоп, стоп! При чем здесь патина? Всякий автор пишет живым по живому, творит живой — и для живых. Ведь сам Борис Гедальевич хотел быть не античным идолом, а, повторюсь, хулиганом, будящим и будирующим болото многострадальной Литературы.

Конечно, хотел. И был, и будил, и будировал. Но…

Именно в блеске и совершенстве лучших творений Штерна как нигде ощущается патина классической бронзы. Она ощущалась бы и так, без этого тома, но собранные вместе произведения помогают понять это нагляднее. Эпоха, в которой — и о которой — писал автор, эпоха, где он хотел хулиганить, ушла безвозвратно вместе с ним самим. Конечно, лучше бы ушла эпоха, оставив нам Штерна, но спорить не с кем, некому вчинять иск, осталось одно — стоять у Памятника. Вспоминать. Сравнивать. Думать.

Как всегда, чуть ли не первым лезет в глаза лишнее. Не к составителям претензия, даже не к Штерну, уж не знаю к кому, но так и чувствуется, насколько несравнимы «Шестая глава «Дон Кихота» и «Безумный король» с тем, что вошло в злополучный цикл «Сказок…». Немногое, что явно лучше прочего («Да здравствует Нинель!», к примеру), не вписывается в цикл ну никаким боком. Все же остальное легко может быть сведено к слегка измененной формуле классика: автор смешит, а мне не смешно. Вот он, ответ почтенному Борису Натановичу! Там, где Штерн и в самом деле желал быть юмористом, юмора-то и нет! Ну совсем нет, ни капельки. Мнение это, конечно, сугубо личное, но перечитайте «Реквием по Сальери» или «Ивана-дурака…». Неужели в самом деле смешно? Анекдоты? Конечно, но анекдот-то, как уже приходилось намекать, обязан быть коротким, иначе перестает быть таковым. Чем и хорош «Остров Змеиный…». Немного — зато прямо в ухо, да так, что рассказ даже не хотели в одном из «острово-змеиных» государств издавать. А «Иван-дурак…» — кому в ухо? Да никому! Длинно, натужно — и, честно говоря, непонятно, зачем написано (да и режут все то же ухо всякие «Октавианы-морфинисты» и «Онаны-онанисты»), Увы, и самым лучшим порою изменяет вкус. Не иначе, на какой-то миг автор и вправду уверился в своей принадлежности к одесским хохмачам. Нет, не Жванецкий вы, Борис Гедальевич, к великому счастью — никак не Жванецкий!