Фантастика 2003. Выпуск 2

— Он был похож на ощипанного стервятника. — Амели передернула плечами. — Или на только что вынутого из кипятка червяка — бледный весь, как покойник. Молодой, а уже лысина пробивается. Морда вся в веснушках, да только не веселые они, а злые какие-то. Высокий, сутулый, плечи узенькие. Лапки холодные, лягушачьи. Как-то раз он ко мне прикоснулся — я прямо вздрогнула вся. В общем, фигурка та еще, как у старой городской бабы (интуит, пометила в своих архивах Клара, ваготоник, скорее всего из развитого урбанистического мира). Лицо как вареная картошка. Вот здесь и здесь, — Амели прикоснулась к ямкам за ушами, — дырочки такие маленькие. Металлические. Кажется, все мозги наружу видно (особые приметы: компьютерные вводы для подключения в сеть — пометила Клара). Нос кривой и будто принюхивается к чему постоянно. А глазки маленькие, как буравчики, и не верят никому.

Амелинда и впрямь нарисовала омерзительную картинку. Впрочем, она мало отличалась от действительности. Клара выдала нам над лабораторным столом изображение молодого человека, действительно сутулого и бледного, словно в жизни не видевшего прямого солнечного света, с ехидным и презрительным выражением бесформенного лица и с неоднократно оперированными слабыми глазками.

— Он это! Он! Гадина такая! — завопила Амели, едва увидев портрет. — Сатана лысый!

Я так и чувствовал в этом психопатическом фейерверке событий нечто неуловимо знакомое. Так меломан в какофонии звуков узнает почерк знакомого музыканта. Ну конечно же, Айвэн. Айвэн Розенцвейг. Остается только удивляться, что я не догадался об этом раньше. Это после его Огненных Котов и Резиновых Танкеток, на которые я убил по полгода своей прекрасной жизни. Ведь все, что производил на свет Айвэн, походило, только на самого Айвэна, вернее, на его больную, изуродованную душу.

Волею судеб, сводивших нас неоднократно, я хорошо знал биографию Айвэна. В свое время он наделал немало хлопот Конфедерации. Возможно, в данный момент меня ввела в заблуждение твердая уверенность в том, что этот гениот (гений и идиот одновременно), отчасти благодаря и моим усилиям, сидит глубоко под землей в закрытых лабораториях, трудясь в них во славу Конфедерации.

Клара полезла в картотеку. Так и есть. Сбежал полгода назад. Гений, что и говорить. Гений, абсолютно без совести и без чести, которого родной отец — правитель на Адмирэрри-8 — вынужден был держать в строгой изоляции. Даже непринужденные нравы варварской провинции не выдерживали грубо отклоняющихся предпочтений Айвэна, сочетающего разум и половые органы могучего мужчины с принципами и душой двухлетнего агрессора и садиста.

И вот он всплыл здесь. И встретил Амелинду. Возжелал ее и для обладания ею решил поработить и замучить целую планету. В этом весь Айвэн. Причем, если бы меня не оказалось здесь так вовремя, он имел бы все возможности через два года закрыть планету, превратив ее в одно свое большое рабовладельческое имение.

От подобных перспектив я впал в легкий транс. Из глубокой задумчивости меня вывел верный Марк, возникший передо мной, словно вестник богов, и развеявший мрак преисподней:

— Там… эта… Старейшины просят вас обоих пожаловать на совет.

Пора вскрывать карты. Не все, конечно.

На совете я был просто великолепен. Я был столь же убедителен и непоколебим, как в тот момент, когда стоял перед лицом отца своего (да превратит Таннит каждую каплю воды в его ароматном горле в нектар) и уговаривал его отпустить меня учиться в университет Натуаля. Попирая все принципы логики, я аргументировал к личностям. Я аргументировал к толпе, к эмоциям и страстям. Я отступил от собственных принципов вооруженного нейтралитета и активного невмешательства. Я проповедовал справедливую войну и пропагандировал активную защиту.

Большинство граждан Форта, стоя вокруг нас, выражали мне полную солидарность вскриками и сжатыми кулаками. Старейшины молчали. На их непроницаемых лицах не выражалось ничего. Некоторые женщины, стоящие в отдалении кружком, начали плакать. Гул мужских голосов становился все громче.

Я обрисовал почтенному собранию зловещий образ Айвэна, классического параноика. Я доказал как дважды два, что такой тип не остановится ни перед чем, и напоминал трагическую судьбу несчастного Форта Вирджинс. Я вещал, что принципы — это опоры, а не вериги, и силен тот человек, который умеет соизмерять свои принципы с обстоятельствами и приспосабливать их к необходимости.

Никакого ответа.

Но тут вперед выступила Амели. Вдохновленная моей пламенной речью, я надеюсь. Волосы ее развевались, голосок звенел, крепко сжатые руки прижимались к груди. Она была прекрасна, как воительница Анату.