Фарфоровое лето

Иногда у них бывали гости. Чаще всего это были коллеги Виктора Вассарея, нужные ему люди. Клара уже за несколько дней до приема начинала нервничать, боялась, что что-нибудь сорвется. Нанимали в помощь повариху, которая требовала невесть чего и громко командовала Агнес. Когда вечер приема наступал, Клара превращалась в уверенную в себе, очаровательную молодую женщину, веселость которой создавала приподнятое настроение у гостей. Подавая в такие вечера на стол, Агнес, несмотря на волнение, замечала, что господин директор доволен и приветлив. Его партнер Артур Гольдман всегда бывал на таких приемах. Агнес не боялась его, он смотрел прямо на нее, обращался непосредственно к ней, иногда даже улыбался. Артур Гольдман не был женат, хотя он был старше Виктора Вассарея. Клара любила беседовать с ним и даже объявила Агнес, что из всех знакомых Виктора он ей нравится больше всего. Однажды дождливым днем — была поздняя осень — он неожиданно заехал к ним с книгой, которую Клара хотела почитать. Артур пробыл недолго, но через две недели заглянул снова и задержался подольше. Когда наступила зима, он стал появляться каждую пятницу в пять и оставался обычно около часа.

Конец 1931 года: Лига Наций поручила иностранцу контроль над австрийским финансовым комитетом; австрийские фирмы рекламируют себя в немецких газетах, указывая «владелец фирмы — антисемит»; агрессивность хаймвера принимает угрожающие формы; венский магистрат предоставляет безработным единовременное пособие в десять шиллингов, месячная пенсия сельскохозяйственного рабочего составляет двадцать пять шиллингов, а цена за килограмм хлеба — восемьдесят грошей; в одной только Вене в этом году покончили с собой три тысячи человек; под Имперским мостом живет множество бездомных семей. Клара ничего об этом не знала. Она находила, что может быть довольна своей семейной жизнью, хотя раньше представляла ее себе несколько иначе. У жены Виктора Вассарея были Агнес, учитель, Артур Гольдман и Лоизи Брамбергер, помогавшие ей коротать время.

Конраду нужно было поехать в Зальцбург, чтобы навести справки по одному трудному делу. Он собирался пробыть там три дня. Я не была особенно огорчена. После поездки в Венецию отношения у нас были натянутые, хотя мы оба стремились смягчить их. Возможно, короткая разлука будет нам только на пользу.

— У тебя что-нибудь намечено, Кристина? — вежливым тоном спросил Конрад, как будто не зная, что я никогда ничего не намечаю заранее.

— Ну конечно, — ответила я, — не знаю даже, как я со всем управлюсь.

— Тогда я уезжаю со спокойной душой, — констатировал он, — ведь я знаю, что тебе не будет меня недоставать.

Нет, мне не будет его недоставать. Так я считала в первый день, когда поутру отправилась на генеральную репетицию современной пьесы, а после обеда с удовольствием занялась рисованием, которое я забросила в Венеции. Я попытаюсь оживить в памяти тот осенний дождь над лагуной, ту атмосферу поэзии, смешанной с печалью, тот свет, который, нигде не прорываясь явно, все же ощутим везде. Я сознавала, что взялась за почти невозможное, что, в сущности, должна потерпеть поражение. Но мне казалось, что можно выжать из себя удачу. И потому, что мне так казалось, я не порвала рисунок, хотя и сидела над ним потом несчастная и разочарованная, испытывая отвращение к его убогости. А еще я смотрела по телевизору какой-то тупоумный фильм, сидела, мерзла, но не брала пледа. В постели мне не хватало успокаивающей руки Конрада, и я заснула позже, чем обычно.