Фашисты

— Сюда бежать, если пожар, — сказала Лола и улыбнулась золотыми зубами.

— Прекрасно!

— Правда? Кладовые теперь.

Она показала кладовые. Потом они спустились в подвал. В трубах шумела вода. Пахло болотом.

— Что ж, — сказал Пётр. — У вас тут всё образцово.

— Ой, хорошо!

Они вернулись в зал. Лола показала паспорт и какие–то документы.

— Разрешение на работу, тут все анализы — мазки, кал, яйцеглист…

— Передайте Махмуду, что я всем доволен, — сказал Пётр.

— Мухтару?

— Мухтару. Всего доброго!

— До свидания. — Она поклонилась.

Пётр вышел на улицу и побрёл мимо унылых домов.

«Осень, осень, опять осень», — подумал он, закуривая.

Пройдя квартал, Пётр сообразил, что метро в другой стороне. Но поворачивать и идти обратно было невыносимо тоскливо. Он заметил автобусную остановку. Женщина в светлом плаще с длинным зонтом под мышкой, будто усталый часовой, прогуливалась из стороны в сторону — три шага вправо, три шага влево.

— Вы не знаете, как доехать до метро? — сказал он. — Подскажите дорогу.

Женщина остановилась перед ним и заорала:

— ААААААААААААА!

Пётр отшатнулся.

— Что с вами?

Она смущённо потёрла бровь.

— Извините, это нервное. О чём вы спросили?

— Как до метро добраться.

— Метро, метро, — пробормотала женщина. — Ой, маршрутка!

К остановке подрулил микроавтобус и распахнул передние двери. Вышла девочка лет семи, с косичками и с ранцем за спиной.

«Могла бы быть моей дочерью», — подумал Пётр.

Вслед за женщиной он зашёл в салон, протянул водителю «подорожник». Тот взял его, приложил ко лбу и вернул. Было два свободных места. Женщина села к окну. Пётр устроился рядом. Она сцепила руки в замок и зажала между коленей. Лицо её было напряжённым и сосредоточенным. Пётр невольно ждал. Внутри у него всё замерло.

— АААААААААААААА!

Пассажиры стали оглядываться. Женщина смущённо опустила голову. Пётр хотел утешить её, сказать, что всё будет хорошо. Но промолчал. Врать он не любил.

Человеку плохо

— Вы пока раздевайтесь, я сейчас освобожусь. Пелёнку взяли?

Врач повернулась к нему спиной и стала что–то писать. На вид ей было лет тридцать. Симпатичная.

— Я взял пляжное полотенце, — ответил Вольский.

— Хорошо. Стелите на кушетку.

Он снял джемпер, рубашку и футболку, затем спустил штаны. Услышав, как звякнула пряжка ремня, врач повернула голову.

— Брюки можно не снимать.

— Просто я первый раз, — сказал он смущённо.

Натянув штаны, он постелил полотенце, лёг на спину и сложил руки, как покойник. Потом, спохватившись, вытянул их вдоль тела. Скрипя креслом, врач подкатилась к кушетке.

— Сейчас будет немного холодно, — ответила она и щедро выдавила Вольскому на живот гель из тюбика. — Вдохните и не дышите.

Он вдохнул и с трудом сдержал кашель. В очередной раз подумал, что надо бросать курить, и тут же об этом забыл.

— Не дышите, не дышите, не дышите, — бормотала врач.

Она водила датчиком по его животу, размазывая склизкий гель. Вольский закрыл глаза. Лицо его налилось кровью. Он чувствовал себя утопленником: холодно и воздуха нет.

— Всё, можете одеваться, — сказала врач спустя вечность.

Она откатилась в кресле к столу и опять стала что–то писать. Вольский подождал, пока в голове прояснится, слез с кушетки и вытерся полотенцем, на котором лежал. Потом он оделся, забыв заправить рубашку в брюки, так что края остались торчать из–под джемпера.

— У вас там камень, — сказала врач.

— Камень? — повторил Вольский.

— Ага. Большой камень.

— Один?

— Один, но хорошего мало. Вряд ли он сам выйдет. А если выйдет, я вам не завидую.

— Почему?

— Больно всё–таки. От такой боли можно сойти с ума.

Вольский свернул полотенце и сунул в пакет. Врач дописала заключение и встала.

— Это вашему терапевту.

— Спасибо, — сказал Вольский.

— Выше нос. Могло быть гораздо хуже. С нашей–то экологией.

— Да, ужас.

— А что за Саша? — спросила она неожиданно.

Вольский посмотрел на свою левую руку. Там была маленькая татуировка вдоль безымянного пальца: С А Ш А.

— Это жена.

— А я уж подумала про мужчину.

— Нет, это женщина, Александра, — смутился Вольский.

— А ещё можно подумать, что вас так зовут.

— Меня зовут Николай.

— Я знаю, в медкарте написано.

Они пару секунд помолчали. Потом Вольский попрощался и вышел из кабинета. У двери сидел старик. Его кожа напоминала пергамент.

— Свободно? Можно?

— Конечно, — ответил Вольский.

Он спустился в регистратуру и встал в очередь. К нему повернулась невысокая худенькая женщина лет сорока. У неё были большие карие глаза, чуть–чуть вздёрнутый нос и тёмные волосы, собранные в хвостик.

— Ой, здравствуйте, — сказала она, улыбаясь.

— Здравствуйте, — пробормотал Вольский.

— Не узнаёте? Вы у меня трубу чинили на прошлой неделе. Я Катя. Зефиром вас угостила.

— Вы обознались. Это не я трубу чинил.

— Напор воды был слабый. Вы фильтр чистили от грязи. Вспомнили?

— Я не сантехник вовсе.

— А вам зефир понравился?

— Нет.

— Нет?

Катя прикусила нижнюю губу и резко отвернулась. Когда подошла её очередь, она попросила талон к психиатру, покосилась на Вольского, тяжело вздохнула, покачала головой и сказала:

— Козёл!

Он смущённо прочистил горло и стал рассматривать плакат, посвящённый профилактике гриппа.