Фашисты

4. Аналогично рассуждали и священнослужители. Они столкнулись с левым секуляризмом, который угрожал их собственности, кроме того, они могли потерять контроль над образованием, браком и другими общественными практиками. Кроме того, священнослужители тоже были частью старого режима: проповедуя порядок и иерархию, они осуществляли идеологическую власть над общинами верующих, особенно в сельской местности. Они обладали идеологической властью и склонялись в сторону авторитарных правых сил, чтобы защитить свои собственные материальные и моральные интересы.

5. «Порядок» и «угроза» относились не только к внутренним классовым отношениям, но и к геополитике. Некоторые этнические, религиозные или политические меньшинства казались особенно устрашающими, так как были связаны с зарубежными силами. Правые объединяли внутренних и внешних «врагов»: левых, русских большевиков, «жидобольшевиков» — обладателей зарубежного и еврейского капитала, либеральных сепаратистов и многих других. Все вместе они рассматривались как внутренняя и внешняя угрозы.

Из-за всех этих страхов в обществе еще больше росло ощущение угрозы. Чем более расплывчатой была угроза, тем менее она становилась понятной, поэтому в ответ люди хотели ее искоренить, подавить в зародыше. Таким образом, цели от узкой инструментальной рациональности, подсчитывающей экономический интерес, переместились в сторону более широкой ценностной рациональности — в том смысле, который вкладывал в этот термин Макс Вебер. Главными лозунгами стали такие слова, как порядок, безопасность, иерархия, святость, а не секуляризм, национальные, а не классовые интересы. Врага же всячески очерняли и даже демонизировали, он был противоположностью всех этих ценностей, недостойным демократического или же (в крайних случаях) человеческого обращения. Изначально причина крылась в экономических интересах богачей, но затем, когда угроза стала ощущаться по-другому, цели сместились в сторону национализма и этатизма. Таким образом, имущие классы (даже, возможно, землевладельцы) не выбирали самый инструментально рациональный способ действий. Наступавшие авторитарные правые силы разработали свою собственную экономическую рациональность. Они продвигали этатистские экономические меры, полезные как для дальнейшего развития, так и для борьбы с депрессией. Но, пребывая в поиске порядка, иерархии и возможности избежать риска, большинство правых были вынуждены поступиться рядом требований, поскольку тех же целей страны на северо-западе стали достигать с помощью усиленной демократической мобилизации.

Хотя классовая борьба играла важную роль во взлете правых авторитаристов, отчасти он еще объяснялся политическими, военными и идеологическими причинами. Когда многочисленные кризисы порождают у коллективных акторов многочисленные цели, которые сложным образом накладываются и пересекаются, полученные в результате действия редко отвечают узким рациональным групповым интересам. Таким образом, авторитарные правые режимы оказались в опасном положении, которое угрожало их собственному выживанию. Опасно полагаться на сильно милитаризированное и религиозное национальное государство, которому грозят местные и иностранные враги. Скорее всего, в таком случае начнется война, а войны приносят куда больше потерь, чем побед. Некоторые из таких режимов вызвали войны, способные полностью их уничтожить. Так и случилось в 1945 г. Кроме того, приняв правые ценности, авторитаристы стали уязвимы для атаки более радикальных правых, всегда готовых обойти их с флангов.

В этот момент появляются фашисты. Мы подошли ко второй части объяснения того, как им удалось воспользоваться ситуацией. У фашистов ничего бы не вышло, если бы не послевоенные кризисы, с которыми столкнулись дуалистические государства, паникующие старорежимные лидеры и имущие классы, проповедующие национал-этатистские ценности. Там, где правительство не паниковало из-за кризиса и страны были едины — а именно на северо-западе континента, — фашизму не удалось далеко зайти. Фашистов взрастили авторитарные правые, и впоследствии они поддерживали друг с другом семейные отношения. А в любой семье от любви до ненависти один шаг. Во второй части своих объяснений я поясню, где и почему восторжествовала любовь, а где ненависть.