Фацеции

получить распространение и завоевать популярность. Папа и

сам охотно читал книгу своего друга, весело над ней смеялся и

не находил в ней ничего предосудительного. И читали ее все

современники, знавшие по-латыни, – а кто тогда не знал латыни

в кругах сколько-нибудь зажиточной буржуазии! И читали в

подлиннике или в переводах люди следующих поколений. И

читают сейчас. И будут читать 11.

10 В эпоху религиозных войн во Франции в 1549 году монах из монастыря

Фонтевро, Габриэль де Пюи Эрбо, один из публицистов воинствующего

католичества, обвинял Боккаччо, Поджо, Полициано, Помпонио Лето, Клемана

Маро и Рабле в том, что они хотели восстановить язычество.

11 К сожалению, я совершенно лишен возможности сколько-нибудь

обстоятельно коснуться интереснейшего вопроса о литературном наследии

«Фацетии». Влияние книги сказалось очень быстро. Уже немного лет спустя

Мазуччо превратил в новеллу фацетию «Исподни минорита», и можно сказать с

уверенностью, что не было с тех пор в литературе Ренессанса ни одного

сборника новелл или фацетий, которые не использовали бы материала Поджо. И

в Италии, например в «Дневнике» Полициано, приписывавшемся раньше

Лодовико Доменико, и за Альпами, например в «Фацетиях» Генриха Бебеля, и

где угодно – всюду фигурируют понемногу сюжеты и персонажи Поджо. Даже в

Россию дошли через Польшу отклики нашей веселой книжки. О них могли бы

рассказать многое исследователи русской беллетристики XVI–XVII веков. И

потом, сколько раз сюжеты Поджо превращаются из материала, художественно

обработанного крупнейшими мастерами (Рабле, Лафонтен), в беззаботно

мигрирующий фольклор. И возвращаются в литературу обратно. Вопрос,

который тоже ждет своего исследователя.

38

X

В заключение несколько слов о переводе. Переводчик ни в

чем не старался сгладить стилистическую монотонность

«Фацетий» там, где она есть. Бесконечное, надоедливое

повторение эпитетов осталось в неприкосновенном виде.

Неуклюже сопровождающие диалог глаголы: «сказал»,

«говорил», «говорит», «начал», «стал» – нетронуты. Читатель

будет постоянно на них спотыкаться. Но что делать! Это –

Поджо.

Сглаживать и смягчать поневоле пришлось в другом.

Эротические места иногда совершенно непередаваемы. Ведь

есть фацетии, где главное действующее лицо – анатомический

термин. И таких несколько. Эту голую анатомию пришлось

одевать настолько, чтобы придать ей по крайней мере вид

двусмысленности или вуалировать так, чтобы отнять у нее ее

драстическую ясность. Там, где анатомические герои и героини

не принимают непосредственного участия, дело казалось проще

и смягчение, думается, достигалось легче. В XV веке все эти

вещи, не моргнув, проглатывали как папы, так и молодые

девушки, потому что все относились к ним просто. Теперь от

них приходится ограждать человечество без различия пола,

возраста и профессии. Времена меняются.

Но главное, конечно, было не в этом. Главное заключалось в

том, чтобы передать дух латыни Поджо. Ведь несмотря на

заявление о том, что риторические украшения не годятся для

«низменных» сюжетов, гуманистические привычки взяли свое и

риторики в «Фацетиях» оказалось сколько угодно. Длинными

цицероновскими периодами с обильными, замысловато

подчиненными и соподчиненными придаточными

предложениями Поджо любит начинать фацетию, если она не

очень коротенькая. Но и в середине иной раз в нем вспыхивает

темперамент стилиста и начинает плавно литься цветистая

закругленная речь. Если же ему нужно ускорить рассказ, он

уснащает его стремительно скачущими одно за другим

предложениями в praesens historicum, и это дает (например, в

фацетии «Исподни минорита») великолепный «ораторский»

эффект.

И чередование мест простых по стилю с местами, где идет

стиль «украшенный», создает своеобразный затейливый ритм,

порою очень заметный. А иногда сугубо упрощенный народный

39

стиль, в котором старик Плавт помогает разговаривать

феррарским прачкам и придорожным трактирщикам из Романьи,

врывается неожиданно, чтобы произвести особый эффект.

Всем этим вещам переводчик старался найти на русском

языке адекватное выражение, и не ему судить, насколько это ему

удалось.

Так как настоящий перевод представляет собою первую

попытку, то переводчик надеется, что к недочетам его работы,

которых, конечно, наберется немало, отношение будет не

чрезмерно строгое.

40

Фацеции

Предисловие

О том, чтобы завистники не осуждали «Фацеции» вследствие

недостатка красноречия

Мне думается, что будет много людей, которые станут

осуждать эти наши рассказики как за их легкомыслие и за то,