Фатум. Самые темные века

Колокол Высотного храма пробил всего четыре раза, но на улицах города царил полумрак. Солнечное око казалось подслеповатым больным бельмом в небе, с прожилками гноя, так что солнечный свет едва пробивался сквозь пухлую подушку пыльных облаков. Порывы ветра, предвестники дождя, играли друг с другом в салки, наперегонки гоняя по пустынным камням мостовых желто-красные листья. С каждым годом листопад начинался все раньше, приближая наступление месяцев скорби.

Редкие прохожие старались поскорее добраться домой, где можно было почувствовать себя более или менее защищенным, укрывшись за крепкими дверями, железными замками и тяжелыми засовами. Возле распахнутых дверей храмов скучали послушники в разноцветных мантиях: кружки для пожертвований давно уже не радовали своих владельцев ни глухим тяжеловесным звяканьем золота, ни легкомысленным переливом серебра.

А ведь этот район считался вполне безопасным. В получасе неторопливой ходьбы уже начинался Долинный квартал, где на перекрестках горели фонари, заправленные земляным маслом, а улицы патрулировала гвардия гарма.

– Стой. – Джос схватил Альту за локоть и потянул ее за собой в небольшой простенок слева от них. Жрец с мальчиком остановились у неширокого приземистого здания, к двустворчатой двери которого вели три ступени. Над дверьми было что-то изображено, но из своего укрытия Джос не мог рассмотреть, что именно. Жрец повернул голову и медленно повел ею из стороны в сторону, то ли что-то высматривая, то ли – пришла к Джосу странная мысль – вынюхивая. Вот капюшон жреца развернулся назад, и Джосу показалось, что скрытый под ним взгляд направлен прямо на него. Альта пискнула и еще сильнее вжалась в холодные камни, отдающие плесенью и сыростью.

Жрец, ведя мальчика за собой, поднялся по ступеням, пригнулся к дверям и сделал несколько скользящих движений рукой. Через мгновение створки распахнулись, но за ними Джос разглядел лишь тьму. Он присматривался до рези в глазах. По спине пробежала, пробирая до костей, царапающая дрожь. Тьма будто была живой, клубясь жирными иссиня-черными тенями, в которых что-то копошилось и непрестанно двигалось, словно пиявки в банке брадобрея или щупальца слизких каракоз, которых выносило на берег после каждого шторма. Жрец с мальчиком ступили внутрь, и через мгновение створки дверей закрылись, отсекая тошнотворную, всосавшую в себя старика и ребенка тьму от уличного полумрака.

Джос судорожно вздохнул, только сейчас осознав, что уже какое-то время не дышит, захваченный жутковатым зрелищем. Рядом с ним так же глубоко вздохнула Альта.

– Пошли, – сказал Джос и выскользнул из их убежища. Перейдя на другую сторону улицы, они неспешно пошли вперед. Поравнявшись со зданием, в котором исчезли жрец с мальчиком, Джос повернул голову, но Альта оказалась быстрее. Ее голова с короткой мальчишеской прической дернулась, и девушка не смогла сдержать восклицания:

– Да это же храм Кхалема!

Сейчас и Джос уже мог рассмотреть изображенное над входом в здание могучее тело мужчины, увенчанное рогатой бычьей головой с тремя глазами в ореоле языков пламени. Он вспомнил рассказы Марвуса о населяющих город богах. Три глаза Кхалема проницали прошлое, настоящее и будущее. Бычью шею обвивало ожерелье из черепов поверженных врагов, а в руках он держал аркан для ловли душ и весы, на которых взвешивал достоинства и недостатки своих прихожан.

– Это нехорошо, – вздохнул Джос и покачал головой. Здание было лишь оберткой, скрывавшей истину. Настоящий храм Кхалема прятался в катакомбах, куда решались спускаться лишь настоящие храбрецы или природные глупцы.

– Что будем делать? – посмотрела на него Альта. В ее зеленых глазах плескался и страх, и вызов, и упрямство.

– Пойдем в таверну, – решил он. – Шуггар и Гомбо наверняка уже там.

Молча они зашагали обратно, в сторону района, прилегающего к порту. Размышляя о жрецах Кхалема, Джос почти не смотрел по сторонам. Да и что нового он мог увидеть? Пустынные улицы там, где еще несколько лет назад в это время было не протолкнуться? Или еще один дом с заколоченными дверью и окнами? Несмотря на усилия гарма и городского совета, состоятельные горожане покидали город, распродавая нажитое поколениями предков добро в половину цены.

Правда, многие из оставшихся провожали беглецов презрительными взглядами и ухмылками. И их можно было понять. Чего только не случалось за тысячелетнюю историю города – даже потеря собственного имени. Умники из криптория каждый год разводили публичные споры об истинном наименовании города, но к устраивающему всех мнению так и не пришли. Древние трактаты, свитки и документы из архивов совета большей частью оказывались подделками, а меньшая часть излагалась столь туманно и на стольких языках, что позволяла придумать и обосновать все что угодно.

Так что теперь даже в официальных документах город именовался просто – Раковина. Именно ее напоминали городские кварталы, разбегающиеся кольцами от залива, с его портовыми сооружениями, доками и складами, до Гармовой горы.