Фатум. Самые темные века

– Видишь, вот там, береза одна стоит. Левее гляди.

Тишило всмотрелся. И, правда, колыхался над поникшей от жары травой воздух. Висело в воздухе прозрачное подрагивающее марево. Словно кто полурастопленную пленку студня подвесил.

Марево почуяло людей, задрожало, вытянулось.

– Полудница это. С дороги ни шагу. Близко они не подойдут, но ежели кого в поле потянет, держите. Иначе высосут. Теперь – быстрее. Нам до вечера к гати выйти надо.

Двинулись дальше.

Бранимир то пускал коня рысью, уходил вперед, то, наоборот, пропустив полусотню, держался позади и все время косился на едва видимую стену Ломаного леса.

На вопросы пятидесятника и подъехавшего Крива ответил коротко:

– Всякое оттуда прийти может. Конец лета – пора такая. Всяк свой урожай жнет.

И замолчал.

Тишило почесал в затылке да и созвал к себе десятников.

– Людям передайте, по сторонам смотреть, быть настороже. Сами чтоб… – и показал увесистый кулак.

Настроение у него портилось все сильнее.

С самого начала не понравился ему приказ. Спешно собирать полусотню, запаса брать на неделю да идти к заставе «Вычегова Сыть». Сидела эта застава на самом краю Великого Княжества, если на карте смотреть – на длинном узком выступе, глубоко уходившем в Дурные земли, что наползали на Княжество Вычеговыми болотами. Место глухое, заросшее черным ельником, под пологом которого бесконечная топь, куда провалишься – пропадешь.

Застава держала единственную дорогу, по которой изредка ходили купеческие караваны да безумные паломники Неизвестных Богов. Но поставили ее не ради этих редких путников. По ней приходили Безликие на своих неутомимых, похожих на скелеты, конях. Приходили за данью.

За детьми.

Вот уже неделю, как ведуны Воинского Приказа не слышали ничего от говорунов заставы. А было их там аж двое, и службу они несли по очереди под надежным присмотром.

Так что сердце у Тишилы было не на месте. В тех местах случиться могло что угодно, но отчего собрали их так спешно, не дав даже близких оповестить? Впрочем, в его полусотне женатых было – по пальцам пересчитать Старый служака, он старался подбирать к себе мужиков одиноких. Для таких десяток становился семьей, а он, пятидесятник, почти богом. Не совсем – но неподалеку от трона.

К вечеру дорога повернула за холм.

За ним открылась равнина, уходящая к далеким, укрытым вечным туманом взгорьям, справа надвинулась опушка Ломаного леса, резко обрывавшегося на границе топи. На равнине виднелись развалины – не то сторожевой башни, не то древнего замка. Еще времен Старого Мира.

Люди устали от однообразия, душной жары, которая не спадала даже в сумерках. Десятники то и дело покрикивали: – Не спать! В оба глядеть, сказано!

И все равно первыми Черных Вдов заметил проводник.

– К оружию!

Высокая тощая фигура соткалась из теней и ползущего со стороны леса тумана, встала поперек дороги.

– Стрелы готовь! Говоруна в середину! Кругом становись!

Крив выстроил свой десяток поблизости от Тишилы, сам рядом встал.

– Ты гляди, да их тут гнезда три, не меньше!

Не то летели, не то бежали от леса тощие мосластые существа в развевающихся лохмотьях. Рты раззявлены – несется не то плач, не то смех, от которого коленки дрожат и валом наплывает пахнущий лесной прелью туман.

– Круг замкнуть не дайте! – проорал Тишило.

Десятники рявкнули:

– Пали!

Полетели первые огненные стрелы.

По траве покатилась одна фигура, вторая…

Но остальные, хихикая, разбежались по сторонам, окружая людей и заключая их в середину безумного хоровода.

Та, что вышла на дорогу первой, так и стояла, чуть склонив голову, словно внимательно прислушивалась к чему-то.

Взвыв – Тишиле послышались в этом вое слова какого-то древнего нелюдского языка, – Вдовы взметнули в воздух длинные белые руки. Из тонких пальцев полетела серая паутина.

– Щиты! – рявкнул Тишило. – Говоруна беречь!

– Уходить надо! Положат нас тут! – крикнул он проводнику.

Прикрытый щитами говорун мерно раскачивался, сидя на коленях, и тихонько завывал.

Закричал:

– Больно! Жжет! Жжет! – Ударил себя ладонью в лоб, завалился набок.

Паутина падала на щиты, прилипала, дерево тихонько потрескивало, в воздухе поплыл запах гари. Но пока щиты держались – насквозь паутина не прожигала.

Тяжелые болты самострелов удерживали Черных Вдов на расстоянии, и пока паутину удавалось стряхнуть в траву, где она, шипя, распадалась на длинные мерзко пахнущие пряди.

Но ночь наступала, и мечущиеся фигуры все чаще подбирались почти вплотную.

– К башне идем, – показал на невидимые в темноте развалины Бранимир. – Отсидимся до утра, эти со светом уйдут. Не смогут они долго, тут же несколько гнезд собралось, скоро перегрызутся.

Полусотня медленно двинулась, ощетинившись копьями и самострелами.

Бранимир шел впереди, обнажив короткий тяжелый меч. Таким удобно и с коня наотмашь рубить, и в лесу среди деревьев колоть.

Нечисть почуяла, что добыча ускользает, над полем поднялся тоскливый вой. Словно плакальщицы над могилой темного забытого бога собрались. За то и прозвали тех тварей Черными Вдовами.

Бранимир шел пешим. Жеребец – следом, всхрапывал, дико косил, готовый ударить тяжелым копытом.