Фаворит

Сухой голос, сухие манеры. Не тот человек, которому хотелось бы сообщить об убийстве. Но это придется сделать. Стараясь говорить спокойным голосом, без спешки, я рассказал ему, что Джо Нантвич лежит мертвый между тотализатором и баром с ножом в легких. Я предложил послать за брезентом, которым можно загородить пространство между двумя зданиями, ибо, когда толпа устремится к бару и открытым для платежа окошечкам тотализатора, его увидят, кинутся смотреть и, если на земле остались какие-нибудь следы, их затопчут.

Глаза за очками сделались круглыми и недоверчивыми.

– Это не шутка, – произнес я, отчаиваясь. – Скачка почти окончена. Сообщите полиции, а я найду брезент. – Человечек все еще не двигался. – Да действуйте же! – поторопил я его. Но рука секретаря так и не добралась до телефона, когда я закрывал за собой дверь.

Медицинский пункт был в дальнем конце весовой. Я торопливо вошел туда и увидел двух санитарок, распивавших чай. Я обратился к младшей из них, полной женщине средних лет.

– Поставьте чашку и идемте со мной, скорее, – сказал я, надеясь, что она не будет спорить. Я взял носилки, стоявшие у стены, и, когда она медленно опустила чашку с чаем, добавил: – Принесите одеяло. Там раненый. Пожалуйста, поторопитесь.

Призыв к исполнению долга заставил санитарку двинуться с места, и, захватив одеяло, она последовала за мной через площадку, хотя и не слишком поспешно.

Голос в репродукторе сделался громче, он комментировал ситуацию у последнего препятствия, и в тишине, когда замолк гул приветствий, раздался другой голос, сообщавший имя победителя. Я достиг прохода за тотализатором, когда он называл имена второй и третьей лошади.

Первые игроки из числа завсегдатаев уже потянулись в бар. Я посмотрел на Джо. Его никто не тронул.

Я поставил носилки стоймя, чтобы сделать нечто вроде ширмы, закрывающей проход. Санитарка подошла ко мне, громко дыша. Я взял у нее одеяло и повесил на носилки так, чтобы никто не мог заглянуть в пустое пространство между зданиями.

– Послушайте, – сказал я, стараясь говорить медленно. – Между этими двумя зданиями лежит человек. Он не ранен, а убит. Я пойду потороплю полицию, а вас прошу подержать носилки в этом положении. Не позволяйте никому входить сюда, пока я не вернусь с полицейским. Вы меня поняли?

Она не ответила. Она чуточку сдвинула носилки так, чтобы ей самой можно было заглянуть в проход. Она долго глядела туда. Потом, загородив проход своей могучей грудью, с боевым огнем в глазах пообещала:

– Никто туда не войдет, я отвечаю!

Я поспешил обратно в контору. Мистер Ролло на этот раз был там, и, когда я ему обо всем доложил, машина наконец закрутилась.

Скачки не то место, где можно побыть одному. Приведя полицейского к Джо и убедившись, что он позаботится об официальной стороне дела, я решил найти уединенное место, чтобы спокойно подумать. У меня возникла некая идея, когда я сидел на корточках у тела Джо, но тут нельзя было действовать наобум.

Кругом толпились люди – и в паддоке, и в зданиях вокруг. Я двинулся по скаковой дорожке, потом свернул с нее, по траве направился к центру скакового круга и шел, пока трибуны не остались позади. Возможность спокойно осмыслить создавшееся положение – вот что мне сейчас требовалось.

Я думал о Билле Дэвидсоне и Сцилле, а также о том, сколь многим я обязан отцу, который уже вернулся в Родезию. Я думал о терроризированных трактирщиках в Брайтоне и об окровавленном лице Джо Нантвича.

Я думал о том, что убийство Джо в корне меняет положение дел, потому что до сих пор я весело преследовал мистера Клода Тивериджа в уверенности, что хотя он и применял насилие к людям, но не убивал их преднамеренно. Теперь он взял барьер. Следующее убийство покажется ему более легким, дальше – проще. Отважные бунтовщики против бандитов-вымогателей окажутся в большей опасности, чем прежде, и, может быть, я в ответе за это.

Джо показывал эту бумагу многим, и никто, включая, видимо, и его самого, не мог понять значение того, что на ней написано. Однако он был убит, прежде чем смог показать ее мне. Следовательно, для меня эти слова значили бы многое. И может быть, только для меня.

Я следил за тем, как поднявшийся ветер волнами ходит по траве на скаковом кругу, и слышал голоса букмекеров, выкрикивающих ставки следующего заезда.

Вопрос, на который мне следовало ответить, был прост. Буду ли я продолжать расследование? Мне не хотелось, чтобы меня убили. А идея, возникшая у меня возле тела Джо, сулила не больше безопасности, чем шашка динамита, брошенная в костер.

Лошади, участвующие в третьем заезде, легким галопом направились к старту. Я лениво наблюдал за ними. Заезд окончился, лошади вернулись в паддок, а я все еще стоял в центре круга, пытаясь перескочить через мысленное препятствие, возникшее у меня в голове.