– Марк, ты в будущем году будешь претором, – сказал известный адвокат младшему брату, – значит, нужно сделать так, чтобы по жребию ты стал председателем суда по делам о вымогательствах. В нынешнем году председатель этого суда – Глабрион. Он ненавидит Гая Верреса. Глабрион никогда не позволит, чтобы малейший скандал разгорелся в его суде. Если дело будет слушаться в этом году и Глабрион останется председателем суда, мы не сможем подкупить жюри. И не забывай, что Луций Котта намерен не спускать глаз с каждого присяжного, занятого в важном судебном деле. Он выслеживает взяточников, как кот мышей. Поскольку наше дело привлечет к себе всеобщее внимание, думаю, Луций Котта будет решать, стоит ли в данном случае составлять жюри целиком из сенаторов. А что касается Помпея и Красса, они вообще нас не любят!
– Ты хочешь сказать, – вставил слово Гай Веррес, – что мы должны добиться, чтобы наше дело было отложено до следующего года, когда Марк будет председателем суда по делам о вымогательствах?
– Вот именно! – подтвердил Гортензий. – Квинт Метелл и я будем консулами. Немалое подспорье! Мы устроим, чтобы по жребию Марку достался суд по делам о вымогательствах. И не имеет значения, каким будет состав присяжных – сенаторским или всадническим. Мы их подкупим!
– Но сейчас только апрель, – мрачно произнес Веррес. – Я не понимаю, как мы сможем дотянуть до конца года.
– Сможем, – уверил его Гортензий. – В таких делах, где показания надо собирать вдали от Рима, любому обвинителю понадобится от шести до восьми месяцев на подготовку. Цицерон еще не начал этого делать, потому что он до сих пор в Риме и не послал агентов на Сицилию. Естественно, он будет стараться побыстрее собрать улики и свидетелей, и тут на сцену выйдет Луций Метелл. Как наместник Сицилии, он будет по возможности мешать Цицерону или его агентам.
Гортензий вдруг оживился:
– Я считаю, что Цицерон не успеет подготовиться до октября, а то и позже. Конечно, времени для суда достаточно. Но мы его не допустим! Потому что до твоего, Веррес, дела мы подадим в суд Глабриона другое дело. Обвиним кого-нибудь, за кем тянется шлейф явных улик, которые мы сможем быстро собрать. Какой-нибудь бедняга, который не так уж много нахапал, а не важная шишка вроде наместника провинции. Префект административного округа, скажем, в Греции. У меня уже есть на уме один. У нас будет достаточно доказательств, чтобы удовлетворить городского претора, и уже к концу июля дело окажется в суде. К тому времени Цицерон еще не будет готов. А мы – будем!
– Какую жертву ты наметил? – спросил Метелл, успокоенный.
Естественно, он и его братья имели свою долю от трофеев Верреса. К тому же им вовсе не хотелось, чтобы их зять был опозорен и выслан за вымогательство.
– Я думаю об этом Квинте Курции. Легат Варрона Лукулла и префект Ахеи, когда Варрон Лукулл был наместником Македонии. Если бы Варрон Лукулл не был так занят во Фракии, покоряя бессов и совершая морские рейды по Данубию до самого моря, он сам проследил бы за тем, чтобы против Курция было выдвинуто обвинение. Но, вернувшись домой и узнав о небольшой растрате Курция, он посчитал, что уже слишком поздно и что сумма не стоит того, чтобы поднимать шум. Поэтому он так и не выдвинул обвинения. Но там можно кое-что накопать, а Варрон Лукулл с удовольствием поможет нам вытащить на берег эту рыбешку. Я подам иск городскому претору против Квинта Курция, чтобы дело слушалось в суде по делам о вымогательствах, – сказал Гортензий.
– Что означает, – тут же добавил Веррес, – что Луций Котта прикажет Глабриону принять к производству то дело, которое поступит раньше. И как ты говоришь, это будет дело Курция. Тогда, поскольку ты выступишь защитником, ты протянешь дело до конца года! Цицерон и мое дело будут вынуждены ждать. Блестяще, Квинт Гортензий, просто блестяще!
– Да, думаю, хитро придумано, – самодовольно согласился Гортензий.
– Цицерон будет в ярости, – сказал Метелл.
– Я бы очень хотел посмотреть на него! – добавил Гортензий.
Но им не удалось увидеть ярость Цицерона. Как только он услышал, что Гортензий подал иск против экс-префекта Ахеи в суд по делам о вымогательствах, он сразу понял, чего добивается Гортензий. Его охватило смятение, а потом отчаяние.
Его любимый двоюродный брат Луций Цицерон приехал из Арпина и находился сейчас в Риме. Цицерон решил пойти к нему. И как только Цицерон вошел в его кабинет, по одному его виду брат понял, что он чем-то расстроен.
– Что случилось? – спросил Луций Цицерон.
– Гортензий! Он готовит другое дело для суда по делам о вымогательствах, которое будет слушаться, прежде чем я смогу собрать улики против Гая Верреса.
Цицерон сел – воплощение депрессии.
– И наше дело отложат до следующего года, а я готов поспорить на все мое состояние, что Метеллы уже сговорились с Гортензием сделать Марка претором, отвечающим за суд по делам о вымогательствах.
– И Гай Веррес будет оправдан, – заключил Луций Цицерон.
– Обязательно!
– Тогда тебе надо устроить так, чтобы твое дело слушалось первым, – сказал Луций Цицерон.