Дом Гая Верреса располагался в лучшей части Палатина. Хотя он был одним из самых больших на этом холме, но огромное количество произведений искусства еле втискивалось в него, так что жилой дом был похож на переполненный склад у какого-нибудь скульптора на Велабре. Там, где нельзя было водрузить статуи или повесить картины, громоздились буфеты, в которых были расставлены необъятные коллекции золотой и серебряной посуды или драгоценностей, лежали рулоны великолепных вышивок. Столы из тетраклиниса редчайших рисунков на ножках из слоновой кости и золота жались вплотную к позолоченным креслам или изящным ложам. Снаружи, в саду перистиля, красовалось множество статуй, в большинстве бронзовых, хотя золото и серебро тоже блестело. Истинный хаос, вмещавший в себя пятнадцать лет непрерывного грабежа.
Четверо заговорщиков собрались в кабинете Верреса, представлявшем собой такую же мешанину прекрасного, и устроились там, где драгоценные предметы оставляли им место.
– Тебе придется уехать в добровольную ссылку, – сказал Гортензий.
Веррес ахнул:
– Ты шутишь! Ведь еще будет второе слушание! Твоя речь оправдает меня!
– Ты дурак! – не выдержал Гортензий. – Разве ты не понимаешь? Меня надули, одурачили, втерли очки, – любое слово подойдет! Цицерон лишил меня шанса, если он у меня вообще был, выиграть это несчастное дело! Между первым и вторым слушаниями, Гай Веррес, может пройти хоть год, я и мои помощники можем месяц напролет произносить наши лучшие речи, Гай Веррес, но присяжные не забудут ни единого слова из этой лавины улик! Я прямо тебе скажу, Гай Веррес: если бы я знал хоть десятую часть твоих преступлений, я никогда не согласился бы защищать тебя! По сравнению с тобой Муммий или Павел выглядят новичками! И что же ты сделал с такой кучей денег? Где они, во имя Юпитера? Как тебе удалось просадить их, если ты платил гроши за Купидона работы Праксителя, а большей частью не платил вообще? В свое время я защищал много откровенных негодяев, но ты завоевал все призы! Уезжай в добровольную ссылку, Гай Веррес!
Веррес и Метеллы слушали эту тираду, разинув рты.
Гортензий поднялся:
– Возьми, что можешь, с собой. И если ты хочешь моего совета, оставь те произведения искусства, которые ты награбил на Сицилии. Ты не сможешь унести больше, чем спер у Юноны Самосской. Сосредоточься на картинах и мелких вещах. И завтра же на рассвете вывези из Рима на корабле свои деньги, не держи их дома. – Гортензий направился к двери, прокладывая себе путь сквозь множество шедевров. – А я возьму себе сфинкса из слоновой кости работы Фидия. Где он?
– Что?! – вскрикнул Веррес. – Я тебе ничего не должен! Ты же меня не оправдал!
– Ты должен мне сфинкса из слоновой кости работы Фидия, – повторил Гортензий, – и благодари судьбу, что я не потребовал большего. Если ничего другого я для тебя и не сделал, то совет, который я сейчас тебе дал, стоит сфинкса. Моего сфинкса, Веррес! Живо!
Сфинкс был небольшой и уместился под мышкой, спрятанный в складках тоги. Изящное произведение, идеальное во всех деталях, от перьев на крыле до миниатюрных пучков меха между когтистыми пальцами.
– Неблагодарный! – прорычал Веррес.
Но будущий консул Метелл нахмурился:
– Он прав, Гай. Тебе нужно, самое позднее, завтра ночью оставить Рим. Цицерон опечатает это место, как только услышит, что ты выносишь вещи. И почему тебе понадобилось держать все здесь?
– Здесь не все, Квинт. Здесь только те вещи, которые я не могу не видеть ежедневно. Большая часть находится в моем доме в Кортоне, в Этрурии.
– Ты хочешь сказать, что есть еще? О боги, Гай, я знаю тебя много лет, но ты не перестаешь меня поражать! Неудивительно, что наша бедная сестра жалуется, что ты не обращаешь на нее внимания! Значит, это – единственное, на что ты хочешь любоваться каждый день? Я всегда думал, что ты сделал свой дом похожим на антикварную лавку в портике Маргаритария, потому что не доверял собственным рабам!
Веррес презрительно усмехнулся:
– Ваша сестра жалуется, да? И какое право она имеет жаловаться, когда Цезарь в течение нескольких месяцев смазывает ее