Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Наступил август, но погода продолжала быть жаркой, благодаря перепадавшим дождям пошли грибы. За ягодами в наши места не ходил никто из академического коллектива, вообще, в земляничных местах мы не встречали никого, а за «горелые горы» ходили немногие жители Щучинска, раза два мы видели там двух-трех человек. Грибы росли гораздо ближе, не доходя до Красной поляны в смешанном березовом и сосновом лесу. Белых было не особенно много, боровичков, конечно, не было, но зато попадалось довольно много груздей. Благодаря относительной близости грибного леса, туда ходило довольно много грибников. Очень много было боровых рыжиков, они росли в других местах, в мелком сосняке на небольших полянках, часто почти сплошь усеянных рыжиками. Этот лесок был совсем не далеко, даже Маша ходила как-то со мной и собрала там сама около сотни рыжиков. По просьбе Марии Маркеловны под нашей столовой вырыли небольшое подполье, там мы держали кадки с солеными грибами. Напротив нашей дачи, очень близко от нее, был маленький домик, в котором раньше помещался титан. Теперь он пустовал, в нем в начале лета сложили плиту и небольшую «польскую печку», вроде той, что была у нас в Луге и так хорошо пекла. Таким образом, получилась у нас летняя кухня, в нашей даче кухня была в самом центре, а в жаркую погоду стряпня в ней создавала бы во всей даче невыносимую жару.

К нам приезжали гости. За три года, проведенные в Боровом, приезжал два раза Никита, каждый раз проводил не больше двух дней, рассказывал о жизни в Елабуге и в Саратове. Там жизнь была много хуже, чем у нас в Боровом. Приезжала Марина, она работала на Лёвихе, руднике неподалеку от Свердловска, а потом переехала в Свердловск. Здесь она устроилась в доме, принадлежавшем брату Валентины Алексеевны и Марины Алексеевны Малеевых. Они жили в Москве в одном доме с Мариной, Марина с ними была очень дружна. Валентина Алексеевна работала в том же институте Академии наук, что и Марина, и тоже переехала с ним в Свердловск. Марина приехала летом, пожила у нас с неделю, ходила с нами за земляникой, а потом подобрала компанию и совершила восхождение на Синюху, осталась очень довольна. Во время этой прогулки ей искусали какие-то мухи руки и ноги, которые распухли, как подушки. Из посторонних приезжал два раза Шостаковский, который был в деятельной переписке с Алексеем Евграфовичем по поводу его работы по получению виниловых эфиров и по изучению их гидролиза с образованием уксусного альдегида. При полимеризации этих эфиров получался густой полимер, который нашел применение в медицине для лечения ожогов и других ран и получил название бальзама Фаворского — Шостаковского. Приезжала из Казани Нина Абрамовна Герштейн, окончившая аспирантуру в ИОХе у Алексея Евграфовича и работавшая в Казани в лаборатории виниловых эфиров, которой заведовал Шостаковский. Она приезжала не столько к Алексею Евграфовичу, как к своему сыну, эвакуированному в Боровое и жившему в санатории вместе с другими детьми сотрудников Академии наук.

В Боровое приезжал фотограф, снимал всех желающих, мы сняли детей. Танюша незаметно подрастала, была милым спокойным ребенком. Послали ее фотографию Алеше, чтобы хоть на фотографии посмотреть на дочку, которую никогда не видел. Послали и карточку Игоря. Ему Боровое пошло на пользу: рахит его прошел, голова не поражала больше своей величиной, слишком большая толщина исчезла. Алеша в своих письмах к Оле называл его, как и прежде, «кутик», говорил, что он у них «умильный». Лето было на исходе, на полях вокруг Щучинска начался сев озимых. Пахали там одни женщины, а так как лошадей забрали в армию, пахать приходилось на коровах. В то время новейшей маркой советской легковой машины была ГАЗ М-1, или, как ее называли в просторечии, «Эмка». В подражание этой машине коровью упряжку шутя называли «Му-2». Местные коровы все были рыжей масти, небольшого роста, не очень молочные, а после такой работы ждать от них изобилия молока и вовсе не приходилось. Коровы эти привыкли к суровым условиям: жили они зиму и лето в небольших хлевушках, плетеных из сучьев и обмазанных глиной. Если мороз был не слишком велик, их выпускали во двор, и они хватали ртом снег и глотали его вместо питья.