Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Эту зиму я редко куда ходила кроме школы, разве что с Марией Маркеловной, когда она ходила навещать кого-нибудь из своих подопечных. Правда, в корпус я редко ее сопровождала, ходила гулять с Машей. С Марией Маркеловной мы по-прежнему жили душа в душу и делили между собой заботы об Алексее Евграфовиче. По утрам ему обычно читали газеты, если их вовремя приносил почтальон Петр Иванович, потом академик сидел у своего стола и думал, писал на бумаге химические формулы, работал. Большинство академиков тоже не проводили праздно время в эвакуации, писали статьи, обрабатывали материалы, делали научно-популярные доклады на собраниях членов нашего коллектива. Такие доклады делали Л. С. Берг, А. А. Тюменев, А. А. Рихтер и другие. М. Н. Римский-Корсаков выступал с воспоминаниями об отце.

Состав академиков, живших в Боровом, был непостоянный: одни приезжали, другие уезжали, третьи умирали. В первый год жизни нашей в Боровом умер от невыдержанности в еде известный индолог академик Щербатской. Хоронили его на воровском кладбище. Неуютное это кладбище — на холме, на открытом месте, без всякой зелени, солнце печет, ветер задувает… Неуютное, чужое место успокоения. Но ничего не поделаешь, не знаешь, где придется лежать твоим косточкам. Могила академика отмечена гранитной плитой с соответствующей надписью. Весь коллектив провожал его в последний путь. Схоронили мы там же жену академика Маслова[510]. Мы ее уже при жизни не видели, она была больна раком и не выходила на улицу. Маслов приехал из Москвы, у него было трое взрослых сыновей, приехавших на похороны матери. Он был специалист по каким-то гуманитарным наукам. Про него рассказывали, что он отличался глупостью и в академики попал случайно. Вскоре после смерти его жены приехала из Ленинграда Л. Е. Габрилович, очень быстро познакомилась с обстановкой в академическом коллективе и повела атаку на овдовевшего академика так беззастенчиво и нахально, что все поражались. Агрессивные ее действия увенчались успехом, через непродолжительное время они уехали в Москву и зарегистрировались, а мальчик во второй раз переменил отца и фамилию.

При более близком знакомстве с академической средой можно было удивляться, какие нравы царят среди престарелых академиков. С одной стороны, неженатые или овдовевшие академики на старости лет женились на своих кухарках: академик Белопольский[511], известный астроном, директор Пулковской обсерватории, академик Щербатской, академик Теренин[512]. С другой стороны, некоторые академики прожили всю жизнь с женами, пользуясь их постоянной заботой, по пословице: «Седина в бороду, бес в ребро», бросали своих жен и женились на молоденьких. В Боровом некоторое время жил академик-геолог Борисяк[513]. Небольшого роста, худой, бледный, он всю жизнь носил корсет из-за туберкулеза позвоночника. Жили они вдвоем с женой, которая целыми днями его опекала. Они недолго прожили в Боровом и уехали в Москву. В скором времени до нас дошел слух, что он разошелся с женой и женился не то на своей аспирантке, не то на секретарше. Очень ненадолго приезжал в Боровое академик Энгельгардт[514], известный генетик и биохимик. Жена его, Лидия Филипповна, жила в Боровом с маленьким внуком. Мария Маркеловна с ней познакомилась и выслушала от нее много горьких слов в адрес мужа, бросившего ее из-за молоденькой аспирантки или сотрудницы. Они и в Боровое приезжали вдвоем. Я гуляла с Машей на теплой горке, она прошли мимо меня, разговаривая и смотря кругом с независимым и высокомерным видом. К счастью, такие явления все же были исключением, и тут же в Боровом у нас перед глазами были примеры дружных и благополучных семейных академических пар.

В нашей семье главой теперь была Мария Маркеловна. Алексей Евграфович не вмешивался ни в какие домашние дела, предоставил ей заботиться обо всем, распоряжаться всем по ее усмотрению, в том числе и заботами о его здоровье и удобствах. Он, говоря о ней, называл ее «хозяйкой»: «Как хозяйка скажет», «Как хозяйка найдет нужным». Зимой Алексей Евграфович сидел в своем кресле в черном сатиновом стеганом ватнике, с круглой черной шелковой шапочкой на голове. Мы все находились постоянно в движении, нам было тепло даже без вязаных кофточек, а он двигался очень мало, и в ватнике ему было в самый раз. Дров у нас было довольно, печки топили каждый день, в кухне утром, днем и вечером топилась плита, фундамент был засыпан землей, поэтому у нас было очень тепло, гораздо теплее, чем в корпусе. Приходя к нам, все говорили: «Как у вас жарко!» — и снимали с себя лишнюю одежду.