Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Алексей Евграфович мало бывал на воздухе: в тихие солнечные дни, когда мороз был не слишком велик, он просиживал на своей террасе минут тридцать-сорок — в основном же проводил время в кресле у письменного стола, сидел. Думал, вспоминал, подытоживал результаты, полученные последними его аспирантами, находил объяснения установленным экспериментальным данным. И все это в уме, без карандаша и бумаги. Алексей Евграфович не владел современным арсеналом теоретических представлений, но те объяснения, которые он давал найденным фактам, по существу своему вполне отвечают тем теоретическим основам, которыми пользуются в своих работах химики-органики наших дней. Когда он привел все умозаключения в стройную систему, он стал диктовать мне свою последнюю статью, которую я послала в Казань, где была в то время редакция «Журнала общей химии», редактором которого Алексей Евграфович состоял с 1900 года, и где жил заместитель редактора С. Н. Данилов. Свои соображения, изложенные в статье, Алексей Евграфович доложил затем осенью 1943 года на сессии Академии наук в Москве.

В медицинском обслуживании академиков произошла перемена: к С. С. Слиозберг приехал из Москвы муж, пожил некоторое время в Боровом, а потом они вместе уехали в Москву. Наблюдать за здоровьем академиков и всего коллектива стал врач курорта Сергей Георгиевич Бражников, мужчина лет пятидесяти с сильной проседью, знающий врач и интересный и очень разговорчивый собеседник. Он уже несколько лет жил в Боровом со своей больной женой. Он был направлен в Боровое как подозрительная личность и не имел права уезжать оттуда. Время от времени он навещал Алексея Евграфовича, поговорив с ним о здоровье и на какие-нибудь общие темы, он переходил в столовую, садился к столу, пил чай и разговаривал, разговаривал…

Посидев с ним несколько времени, Мария Маркеловна уходила заниматься своими делами, обязанность занимать Сергея Георгиевича возлагалась на Ирину, таким образом она была его постоянной собеседницей. Он завоевал симпатию всего коллектива и после отъезда академиков вел переписку с некоторыми академическими домами, в том числе написал несколько писем и Марии Маркеловне. Дети в основном все были здоровы, так что помощи доктора Лови почти не требовалось. Бывая в Боровом, она заходила к нам, расспрашивала про детей, давала советы по воспитанию Танюши, прививала ей оспу, никаких других прививок и уколов в то время не делали. Танюша уже бегала и начинала болтать. Помню, как она делала свои первые шаги. У нас в столовой сидел Володя Тищенко. Танюшу спустили там на пол, он протянул к ней руки, стал звать ее к себе, и она сделала свои первые неуверенные шажки и ухватилась за его руку. 6 ноября ей исполнился год, а мы все не могли собраться зарегистрировать ее. Наконец я взяла справку из больницы, Олин паспорт и отправилась в сельсовет, где и получила ее свидетельство о рождении, напечатанное на двух языках — русском и казахском.

В этом году под Новый год в корпусе устроили елку с детскими выступлениями для детей коллектива. Маша продолжала успешно заниматься английским и подготовила для елки английские стишки и очень мило рассказала их, наряженная в чепчик и передничек, сделанные из бумаги. К сожалению, семейство Бурденко вместе с преподавательницей английского языка Александрой Владимировной вскоре уехали в Москву, следуя распоряжению Бурденко. Александра Владимировна не только прекрасно владела языком, но была и хорошим педагогом, умела заинтересовать детей, вела занятия весело и живо. Мы искренне о ней пожалели. Бросать так хорошо начатые занятия было бы обидно, и мы обратились к племяннице О. Н. Баранниковой — Е. А. Барановской — с просьбой заниматься с Машей и Валей. Е. А. согласилась, и дети занимались почти до самого отъезда. Занятия с Е. А. Барановской шли тоже очень успешно.

1943 год, завершение окружения обреченных дивизий Паулюса, их постепенное уничтожение… Теперь это все хорошо известно, а тогда мы не могли предвидеть, чем все это кончится, волновались, тревожились, с замиранием сердца следили по карте, как постепенно замыкалось роковое кольцо. Кольцо-то замкнулось, а каково было удержать его, отражая яростные атаки врага и снаружи кольца, и изнутри его! Но вот Паулюс капитулировал — какая радость, какое ликование!