У Мериньяка не было причины лгать. Если сперва он сомневался в собственных чувствах, когда музыка впервые возникла на фоне шума дождя и ветра, то теперь она заполняла его душу. Женский голос пел длинную повторяющуюся фразу, с каждым разом уходившую, подобно винтовой лестнице, на все более головокружительные высоты самовыражения. Она была полна горькой тоски и экстаза, отчаяния и исполнения желаний, надежды и безнадежности. Эмоции теснились, подпирая друг друга, и, когда Мериньяк уже мог поклясться, что предел достигнут и его разум более не выдержит, все продолжалось по-прежнему. Да, это было мучительно, но такие муки он был готов с радостью терпеть до скончания времен.
Красота в своем самом чистом виде никогда не знала жалости.
– Нет никакой музыки, – сказала Моллой, и на этот раз в ее голосе слышалось скорее беспокойство, чем насмешка. – Ничто никуда не проникает, Мериньяк. Просто тебе кажется, будто ты что-то слышишь…
Он с трудом заставил себя возразить, боясь разрушить чары:
– Я знаю, что слышу.
– Может, он и впрямь что-то слышит у себя в голове, – негромко проговорил Гриер. – Психоз после оживления. Должно быть, его слишком быстро разморозили. Я слышал, такое бывало на орбите, когда прилетали последние корабли, – слишком многих нужно было обработать, вот и приходилось спешить.
Моллой сняла с волокуши огнемет:
– Может, и так. А может, дело кое в чем другом. – Она направила огнемет на Мериньяка. – Так что случилось, Небесный мальчик с якобы чистыми документами?
– Ты о чем? – заинтересовался Гриер.
– Что, если он прилетел к нам с какой-нибудь штуковиной в черепе? С хитроумным имплантатом, который следовало вытащить до того, как он спустился с орбиты?
– О нет, только не это! – потрясенно проговорил Гриер. – Мериньяк, скажи, что ничего такого нет. Скажи, что ты не носишь эту дрянь в черепе в чумной зоне!
Мериньяку вовсе не нравилось, что в руках у Моллой огнемет, в то время как сам он безоружен. Прежде чем кто-то успел ему помешать, он метнулся к волокуше и схватил свой.
– Опасен я был бы только для самого себя, так что какая разница?
– Сам признался, гаденыш! – радостно воскликнула Моллой.
– Я ни в чем не признавался. И вообще, это чепуха. Я совершенно чист. Проверяющих на орбите не подкупишь. – На конце огнемета заплясал язычок голубого пламени. – Их не подкупишь, – уже тише повторил Мериньяк.
– Наверняка этого не знаешь, пока не попробовал, – хмыкнула Моллой.
– Я не пробовал. – Мериньяк ткнул огнеметом в ее сторону. – А теперь на выход. И ты тоже, Гриер. Здесь мы закончили. Мы выйдем наружу, и вы намалюете на стене свою метку. Она будет говорить, что это здание никто не должен трогать до скончания века.
– В инструкциях ничего такого нет, – медленно проговорил Гриер, снимая с пояса свой огнемет.
– Тогда вам придется что-нибудь сочинить.
– Все кончено, Мериньяк. Положи огнемет, – не торопясь продолжал Гриер, держа огнемет одной рукой и жестикулируя другой. – То, что здесь произошло, останется между нами. Мы с Моллой похлопочем, чтобы тебя перевели в другую бригаду.
– К вашим соперникам? – едва не рассмеялся Мериньяк.
– Необязательно. Просто наши пути больше не пересекутся. Без обид. Бригад хватает по всему городу… Тебе даже не придется снова появляться в этом секторе.
– Хорошее предложение, Гриер, но что, если мне вовсе не хочется покидать этот сектор? Музыка сейчас звучит для меня, но нет никакой гарантии, что я буду ее слышать на другом конце Города Бездны.
Мериньяк замолчал, вновь сосредоточившись на зеленой женщине. Ее призрак покидал тело, – по крайней мере, так казалось. Зеленый фантом отделился от фигуры и, взмыв в воздух, завис над Мериньяком. На него смотрело столь же безгранично прекрасное лицо, как и у ее смертных останков, но не поврежденное сверлом. Ее все так же окутывали листья и грозди винограда, но теперь они походили на полупрозрачную зеленоватую вуаль, в которой то и дело возникали соблазнительные разрывы.
Она развела руки и взмыла выше, глядя на него с безмятежной нежностью. Сквозь ее очертания просвечивала структура потолка.
Из тела выскользнул еще один фантом, потом третий – столь же обворожительные. Они закружились над его головой. Гриер и Моллой, конечно, заметили блуждающий взгляд Мериньяка, но его это не волновало. Музыка теперь, казалось, исходила не из спрокера, а из движущихся призраков, отчего стала еще более чудесной.
Мериньяк услышал, как Гриер сказал:
– У парня крыша поехала.
– Мериньяк, – решительно заговорила Моллой, – отойди от спрокера. Нам нужно закончить работу.
Из ее огнемета вылетела короткая струя пламени. Это было последнее предупреждение.