«He только сам дядя Сандро, но и его родные и близкие наделены богатырской мощью. Дочери тети Маши, соседки Сандро по Чегему, имеют тела „юных великанш“ и, лежа на козьих шкурах, образуют „огнедышащий заслон“. Автор гиперболизирует их юную красоту, силу, здоровье: „Если присмотреться к любой из них, то можно было заметить легкое марево, струящееся над ними и особенно заметное в тени“. Для того чтобы окончательно подтвердить реальность юных великанш, повествователь отмечает, что „собака их, зимой спавшая под домом, выбирала место для сна прямо под комнатой, где спали девушки. По мнению чегемцев, они настолько прогревали пол, что собака под домом чувствовала тепло, излучаемое могучим кровообращением девиц“. <…> Торжествуют цветение, роскошь телесного — будь то могучие юные великанши, или волоокая, по-южному томная, великолепная красавица Даша, чья рука лениво свешивается с балкона, как цветущая гроздь, или сам дядя Сандро с его подчеркнутой физической красотой, или прекрасная княгиня-сванка. Если любимая дочь дяди Сандро, красавица и лучшая на свете низальщица листьев табака Тали рожает, так обязательно двойню. Для Искандера не существует отдельно „духовности“ и отдельно „телесности“ — радость здорового чувства, как тяга, возникающая между Багратом и Тали, естественна и потому законна по высшим законам природы, и они не могут ей не подчиниться, несмотря на негодование и запрет родни. А кедр, под которым они провели свою первую ночь, считается теперь в Чегеме священным, способствующим деторождению, плодоносности. <…> В этом мире нет места унынию, пессимизму, меланхолии. <…> Мир Чегема — мир деятельный, и смех здесь так же сопровождает труд, как труд сопровождает смех».[80]
Иркутский исследователь Екатерина Сумарокова в статье «Концепт
«Пространство „Сандро из Чегема“ организовано по мифологическому принципу. Понятия село/город, верх/низ, свое/чужое, прошлое/настоящее образуют бинарные оппозиции в ценностной ориентации картины мира. Значения идеального, сакрального, упорядоченного, правильного связаны с образами Чегема, чегемцев, гор, патриархальной жизни».[81]
И как эпическое пространство разделено на «пространство чистое» (пространство героя) и пространство врага, соединяющееся архетипом дороги, так и пространство «Сандро из Чегема» также имеет оппозиционное строение: высокогорный Чегем и долинный город, левый и правый берег Кодора, Чегем и котловина Сабида, между которыми происходит развитие многих сюжетных линий.
Некоторые исследователи говорят даже о понятии «Чегемия» как «земном рае», мифологическом месте сосредоточения всяческой благости, где только и могут жить герои Искандера, что, на наш взгляд, не совсем точно, и однозначно обедняет значение «Сандро», который уж никак не является «локальной» книгой, произведением исключительно «для своих».