Фазиль. Опыт художественной биографии

«Чегем создавался по воспоминаниям детства, и, я бы сказал, под детским впечатлением гармоничности того мира, который я видел в Чегеме. Конечно, мне, живущему в Москве и, тем более, вспоминающему тот мир, который я видел в детстве, прежде всего хотелось воспеть его красоту и его гармонию. Я не то чтобы сознательно убирал, а я просто не видел те противоречия, которые были внутри этого патриархального мира. Поэтому для себя, для гармонизации собственной души и, тем самым, души читателя я создал тот мир, который при всей своей простоте был своего рода гармонией, куда можно было идти читателю отдохнуть душой, набраться сил для жизни в нашем сложном хаотическом мире. Я всегда смотрел на литературу, как, может быть, в известной степени, на способ лечения человека, на способ его заряда какой-то внутренней силой, внутренней гармонией, которая помогла бы ему выживать в этом мире. В известной степени я смотрю на литературу как на крепость, куда уходит человек для того, чтобы набраться сил, чтобы вынести этот мир. Поэтому у меня ощущение того, что главное — это погрузить человека в эту литературную гармонию, которая, конечно, чтобы быть гармонией, должна быть внутренне правдивой, не избегать своих трагедий, сложностей, но приоткрыть человеку мир, в котором хотелось бы жить и который он подсознательно переводил бы в тот большой мир, в котором он сам живет. Я даже когда-то, когда писал Сандро, хотел назвать „Сандро из Чегема, или Лекарство для жизни“»[84].

Литературная гармония! Способ лечения человека! Лекарство для жизни! Как это трогательно и хорошо, хоть и, призна́емся, сегодня выглядит так несовременно. Да, несовременно, потому что — вечно.

Диалог авторов

ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: Андрей Битов в день смерти Фазиля сказал по телевидению нечто вроде того, что этот великий писатель самостоятельно придумал магический реализм, который в мировой литературе приписан Латинской Америке. Битов тоже был великий писатель, умнейший человек, но здесь я с ним не согласен. Это не магический реализм, прав Генис — ни Колумбия, родина Габриэля Гарсиа Маркеса, ни Йокнапатофа Фолкнера, ни Бразилия Жоржи Амаду империями не являются. Это, включая Америку, все-таки локальные страны…

МИХАИЛ ГУНДАРИН: Собственно, это мы и пытаемся внушить нашим читателям.

Е. П.: Испания была империей, Великобритания, Австро-Венгрия… Так где они?

М. Г.: Испания дала миру Дон Кихота, Великобритания — Гулливера, Австро-Венгрия — Швейка…

Е. П.: А Советская, она же Российская империя, — дядю Сандро.

М. Г.: И здесь ведь даже не от идеологии всё зависит, а, скорее, от пространства и времени…

Е. П.: «…в котором стоим», — не удержусь, процитирую Фазиля.

М. Г.: Может, поэтому он всем как родной — и абхазам, и грузинам, и русским, и якутам, и чукчам, и татарам. И нам с вами, затеявшим эту книгу. То есть всему имперскому народу.

Е. П.: Но и не только ему, иначе при чем бы здесь Эллендея Проффер, живущая в городе Анн-Арбор, штат Мичиган, США, гражданин Канады Саша Соколов и грузины, ныне имеющие собственное государство. Не говоря уже об американцах и европейцах, читающих Искандера на своих языках. А потому он всем дорог, что по-искандеровски на литературу как на лекарство больше не смотрят. Смотрят как на развлечение, игру в бисер, способ самовыражения, ну, или даже способ заработка. А вот как на способ лечения — нет. Хотя все мы в этом нуждаемся.

Глава одиннадцатая Искандер в «МетрОполе»

На советской вершине