Жизнь Сергея пуста, воспоминания ему неприятны, он безжалостно, снова и снова анализирует свое поведение, поведение партнерш (иначе их не назовешь). Мрачный, мизантропический текст. Не спасает и по-искандеровски великолепное описание любимого южного моря, а уж привлекательным героя никак не назовешь. Романтик Искандер доходит здесь едва ли не до цинизма. Или, скорее, до той степени отчуждения, которое демонстрирует Лев Толстой в «Крейцеровой сонате» (влияние тут очевидно). Особенно там, где Сергей рассуждает о жене, единственной женщине, отношения с которой затянулись на годы. Он безбожно ревнует ее, теряя ощущение реальности, обвиняет во всех смертных грехах, хотя и понимает, что напрасно; но ему от этого не легче.
Вот на рыбалке Сергея ударил морской скорпион, нога опухла, горит огнем, — а жена не чувствует его боли, ее манит смех и веселье столичных отпускников.
«Ведь, в сущности, она меня сегодня предала. Это было даже хуже, чем предательство. Ведь предатель осознаёт, что он переходит какую-то грань. Она даже не осознала это. Она услышала веселый смех, доносящийся с пляжа, и ее слепая душа потянулась туда, не в силах соединить и сопоставить страдание близкого человека с этим взрывом веселья и правильно выбрать свое место между ними».
Раздоры случаются у них всё чаще. Однако немногим лучше было, если ссору удается погасить:
«Все их ссоры кончались ее слезами, и в конце концов острая жалость пронизывала его, и он начинал утешать и ласкать ее, и всё завершалось близостью, почему-то особенно сладостной. Обычно после этого она засыпала глубоким сном, а он чаще всего лежал, отупев от всего случившегося и никак не понимая, как мог разразиться этот безобразный скандал, и даже не всегда мог припомнить причину, вызвавшую взрыв с его или ее стороны. Иногда у него возникала странная догадка, что всё это вызвано тайным эротическим призывом: отбросив их друг от друга ссорой, обострить чувственную нежность сближения».
Как же «весь распахнутый, свободный», талантливый Сергей (он с блеском защитил кандидатскую диссертацию), помогавший несправедливо осужденному другу, потерял это чувство «упоенности жизнью», почему, думает он, «собственная его жизнь бедна в этом смысле»? Не потому ли, что соглашался на маленькие компромиссы и они обернулись предательством себя самого? Предательством себя как ученого (лишил свою работу полемической мысли в угоду общепринятым представлениям), как личности, променяв полноту жизни на «милую суету бессознательности».
писал столь любимый Искандером Пушкин. «Морской скорпион» — об этом. Искандер настаивает на необходимости самоанализа, знания о себе, беспощадной честности перед самим собой.
«Дар жизни — это видеть, сочувствовать, осознавать, принимая всю неизбежную горечь, которую приносит знание. Это единственная ценность, которую у нас никто не может отнять, если мы сами у себя ее не отнимем».
Удивила читателей эта повесть еще и жесткой (по тем временам, конечно) социальной критикой. Лодочника Володю Палба, невольного убийцу, отправляют в тюрьму на полный срок, потому что так хочет матерый уголовник — отец убитого Володей в случайной драке, и то в порядке самообороны. Пьянство, воровство, хулиганство — самые обычные приметы повседневной жизни на юге (герой оттуда давно уехал, живет в Москве).
В общем, это был новый Искандер, отказывающийся от романтических иллюзий и вместе с этим — от юмора и иронии. Он чертовски серьезен, и повесть, скажем прямо, это не украшает.
Отзывы простых сегодняшних читателей скорее недоуменны.