Фазиль. Опыт художественной биографии

Большинство историй — это воспоминания жителя Чегема, которому «почти восемьдесят лет, так что даже по абхазским понятиям его смело можно назвать старым человеком». Сандро — родной дядя по матери автору-повествователю, ему он и рассказывает о своих приключениях (тут, конечно, возникает параллель с рассказчиком в «Созвездии Козлотура» — тот тоже молод, тоже журналист). Жанры этих историй весьма разнообразны: тут и драма, современная и историческая, авантюрная новелла, сказка, притча, детектив…

Сандро — крестьянин, сын старого Хабуга (его фамилия, как мельком говорится в книге, Чегемба, то есть Чегемский), прожил долгую жизнь, полную ярких событий. Даже преувеличенно ярких. И жизнь — даже слишком длинную. Если поверять ее временем историческим, то выяснится, например, что танцевать в ансамбле Сандро должен был бы уже сильно после сорока лет. Но время в романе течет иначе — и в ходе повествования Сандро вырастает до фигуры фольклорной. Наталья Иванова справедливо, на наш взгляд, указывает на то, что именно из-за раздробленности глав и — особенно — отсутствия в них хронологического порядка главный герой кажется читателю бессмертным и обретает почти сказочное измерение:

«Неукротимый дух дяди Сандро неподвластен времени, и с последних страниц романа он удаляется упругой, полной сдержанного достоинства походкой».[78]

Во многих исследованиях Сандро определялся как трикстер — герой-посредник между различными мирами, временами и жанрами. Говорилось о его типологической схожести с другими известными трикстерами мировой литературы и фольклора вроде бравого солдата Швейка, Иванушки-дурачка, Хлестакова и Остапа Бендера. Но помимо глав о приключениях дяди Сандро в романе есть и новеллы, в которых главный герой даже не упоминается. Во втором томе это «Молния-мужчина» и «Колчерукий», в третьем — «О, Марат!» и «Широколобый». Они расширяют границы романа, придают ему бо́льшую эпичность — в конце концов, герой «настоящего» эпоса тоже действует не во всех эпизодах. Хотя Марат, курортный фотограф-ловелас, чьи любовные похождения поистине эпичны, — это своего рода современное зеркало Сандро, продолжение типажа трикстера в других условиях, с прицелом на будущее.

Время действия в романе простирается от дореволюционной истории до семидесятых годов двадцатого века. Но это время не столько историческое, сколько мифологическое, так же как (о чем мы уже много говорили) Чегем — отнюдь не географическое, но мифологическое понятие.

«Сандро» глазами читателей и писателей

Сразу после выхода, пусть и в урезанном виде, «Сандро» стал предметом критического, а потом и литературоведческого, социально-философского анализа. За прошедшие почти пятьдесят лет интерпретаций накопилось великое множество — включая обширные диссертационные исследования. Без привлечения этого материала не обойтись. Но прежде дадим слово самому автору.