Фазиль. Опыт художественной биографии

«В сущности, основа цикла исчерпывается первым томом „Сандро из Чегема“ (М., 1989), куда включены наиболее известные рассказы о дяде Сандро плюс прежде запрещенные „Пиры Валтасара“, „История молельного дерева“, „Рассказ мула старого Хабуга“. Эпилогом цикла служат новеллы „Большой день большого дома“ и „Дерево детства“, помещенные в третьем томе (с ними связана и лирическая тема). Рассказы „Пастух Махаз“, „Колчерукий“, „Умыкание, или Загадка эндурцев“, „Бригадир Кязым“, „Молния-мужчина, или Чегемский пушкинист“, „Харлампо и Деспина“, включенные во второй том, также входят в цикл, хотя и располагаются на его периферийной орбите как разнообразные версии эпических характеров, населяющих Чегем и вышедших из Чегема. Что же касается таких рассказов, как „Хранители гор, или Народ знает своих героев“, „Дядя Сандро и раб Хазарат“, „Чегемская Кармен“, „Бармен Агдур“, „Дороги“, „Дудка старого Хасана“, „Широколобый“, „Утраты“, „Кутеж трех князей в зеленом дворике“, „Джамхух — сын оленя“, то они соотносятся с центральным сюжетом цикла, так сказать, по касательной и их присутствие в цикле явно необязательно, а иной раз и избыточно».[76]

Но нам ближе другая точка зрения. Мы согласимся, скорее, с мнением исследователя Ольги Козэль:

«…произведение не только имеет одного-единственного главного героя, но и целый ряд второстепенных персонажей, которые перемещаются автором из одной новеллы в другую. Не имея единого сюжета, главы романа тем не менее связаны между собой — их связывает единое художественное пространство, тот факт, что в одной главе часто упоминаются события другой, а также то, что персонажи оказываются неразрывно связанными с нравственно-философским понятием „Чегем“. <…> Повествование выстроено в „Рассказах о Чике“ похожим образом, в основном это сходство достигается за счет системы персонажей (один главный герой, множество второстепенных персонажей, а также единое художественное пространство). Однако „Рассказы о Чике“ нельзя отнести к жанру романа: тут сказывается отсутствие временной и исторической масштабности, отсутствие многоплановости».[77]

Пожалуй, с этим можно согласиться: Чегем у Искандера — в центре мира, этим и создается единство разрозненных, казалось бы, историй.

Да, роман! Но какой роман? Многие исследователи с подачи самого Искандера пишут про жанр романа плутовского: «Начинал я писать „Сандро из Чегема“ как шуточную вещь, слегка пародирующую плутовской роман», — писал он в предисловии к изданию «Московского рабочего». Кто-то вспоминает про рыцарский роман или про роман в жанре магического реализма. Думаем, что вполне уместно поговорить и о романе нового, ПОСТМОДЕРНИСТСКОГО типа, как бы ни нападали на этот термин сегодня. О романе как о разомкнутой структуре, опирающейся не только на внутренние «скрепы» (они в целом перечислены Ольгой Козэль), но и на те «предустановки», которые есть в сознании читательской аудитории.