Фазиль. Опыт художественной биографии

«…Но постепенно замысел осложнялся, обрастал подробностями, из которых я пытался вырваться на просторы чистого юмора, но вырваться не удалось. Это лишний раз доказывает верность старой истины, что писатель только следует голосу, который диктует ему рукопись.

История рода, история села Чегем, история Абхазии и весь остальной мир, как он видится с чегемских высот, — вот канва замысла. <…>

Чегемской жизни противостоит карнавал театрализованной сталинской бюрократии: креслоносцы захватили власть. Фигура самого Сталина, этого зловещего актера, интересовала меня давно — еще тогда, когда я ничего не писал и писать не собирался.

Сталин достаточно часто отдыхал в Абхазии, и поздние, после его смерти, рассказы людей, видевших и слышавших его (обслуга, охрана и т. д.), — чаще всего восторженные и потому разоблачительные, — давали мне возможность заглянуть в первоисточник. Восторженный человек, мне так думается, менее склонен редактировать свои впечатления, ему кажется, что всё было прекрасно, и потому он простодушнее передает факты. <…>

Лучше вернемся в Чегем и отдышимся. Собственно, это и было моей литературной сверхзадачей: взбодрить своих приунывших соотечественников. Было отчего приуныть.

У искусства всего две темы: призыв и утешение. Но и призыв, если вдуматься, тоже является формой утешения. „Марсельеза“ — та же „Лунная соната“, только для другого состояния. Важно, чтобы человек сам определил, какое утешение ему сейчас нужно.

Краем детства я застал во многом еще патриархальную, деревенскую жизнь Абхазии — и навсегда полюбил ее. Может, я идеализирую уходящую жизнь? Может быть. Человек склонен возвышать то, что он любит. Идеализируя уходящий образ жизни, возможно, мы, сами того не сознавая, предъявляем счет будущему. Мы ему как бы говорим: вот что мы теряем, а что ты нам даешь взамен?

Пусть будущее призадумается над этим, если оно вообще способно думать».

Действительно, «Сандро из Чегема» связан с абхазской мифологией, с абхазским обрядовым фольклором, с теми же сказками про нартов. Это очевидно в ряде глав, которые представляют собой литературный вариант преданий — не обработанных Искандером, но сочиненных под влиянием стилистики и идейного наполнения фольклора. Более того, как утверждает Ольга Козэль, схож со структурой фольклорных преданий и сам подспудный механизм строения книги. Это не линейный процесс — это процесс органического роста, напластования различных смысловых уровней и сюжетов: