Фазиль. Опыт художественной биографии

«…Когда Задумавшийся и его ученик по имени Возжаждавший размышляют, как устранить несправедливость из жизни кроликов, к ним подползает юный удав. Задумавшийся решает поставить эксперимент, чтобы доказать свою теорию об отсутствии гипноза, и действительно не поддается гипнозу удава. Раздосадованный удав рассказывает кроликам о предательстве Находчивого, и Задумавшийся, искренне любящий родных кроликов и глубоко потрясенный подлостью Короля и самим фактом предательства, решает принести себя в жертву удаву, чей инстинкт оказывается сильнее доводов рассудка, и юный удав, к ужасу Возжаждавшего, помимо собственной воли съедает „Великого кролика“. Задумавшийся перед смертью завещает верному ученику свое дело, как бы передавая ему „весь свой опыт изучения удавов“. <…> Возжаждавший ведет огромную воспитательную работу среди кроликов — он даже готов в качестве эксперимента пробежать по телу удава в обе стороны. В эпоху умирания гипноза царит полный хаос: „открытие Задумавшегося относительно гипноза да еще обещания Возжаждавшего пробежать по удаву туда и обратно во многом расшатали сложившиеся веками отношения между кроликами и удавами“. В результате появляется „огромное количество анархически настроенных кроликов, слабо или совсем не поддающихся гипнозу“».

Однако юный удав изобретает новый способ — удушение, а не заглатывание. Он становится королем удавов.

«Деятельность Возжаждавшего теперь, когда удавы душат всех подряд, имеет „всё меньше и меньше успеха“. Кролики идеализируют эпоху гипноза, потому что тогда умирающий не чувствовал боли и не сопротивлялся, удавы — потому что было легче ловить кроликов, но и те и другие сходятся на том, что раньше был порядок».

В общем, кончается всё плохо.

«Кролики и удавы», опубликованные, напомним, в эмигрантском «Континенте» в 1980-м, появились на родине в девятом номере журнала «Юность» за 1987 год; до этого несколько лет — как и «Пиры Валтасара» — ходили в самиздате. До конца не установлено, когда «Кролики…» написаны. Многие исследователи говорят о 1973 годе. Однако сам Искандер в интервью Дмитрию Быкову вспоминал о временах после разгрома «МетрОполя», то есть о 1979-м:

«И тут… наступила полная беспечность. Я понял, что больше у меня ничего не отберут и я совершенно свободен. Разве что посадят, но сажать они уже не хотели. Было чувство, что достиг дна и можно оттолкнуться. Пожалуй, я никогда не был так весел, как в эти полгода».[94]

По уверениям Быкова, Искандер писал тогда именно «Кроликов и удавов» — «восхитительно беспечную вещь». Кажется, это ближе к истине: в «Кроликах…» мы видим поэтику «нового» Искандера, всё более универсальную, отходящую от этнографии и локального мифа.

Во время советской публикации эта притча-сказка воспринималась однозначно — как чистая сатира. Даже аллегорическая. Исследователь Ирина Николаева справедливо замечает: