Фазиль. Опыт художественной биографии

ЕВГЕНИЙ ПОПОВ: Да, славное это было для нас ВРЕМЯ БЕЗВРЕМЕНЬЯ. После «МетрОполя» и до «перестройки», извините, что взял это слово в кавычки. Виноват, застарелое ерничество. Это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО была перестройка, следствием чего является и эта книга. Вряд ли она появилась бы в печати ТОГДА.

МИХАИЛ ГУНДАРИН: Про Фазиля мы более-менее рассказали. А как вообще в начале восьмидесятых, до перестройки, жил «ваш круг»?

Е. П.: Мы с Виктором Ерофеевым обретались в нетях. То есть, вылетев из Союза писателей, приземлились в андеграунде, не последними оказались людьми и в этой «второй культуре», где были свои литгенералы, середняки, стукачи, комиссары и графоманы. Как и у больших дяденек-официозников с улицы Герцена-Воровского. Я получил тогда еще один урок ВОЛЬНОМЫСЛИЯ, побывав И ТАМ И ТАМ. Отчего, мне кажется, заслужил право свободно говорить всё, что хочу и думаю. Не угодничая ни перед ТЕМИ, ни перед ЭТИМИ. Не посягая ни на что, кроме писательства. Вот, наверное, главный урок, полученный мной от Искандера: тебе Бог выделил хотя бы микроскопический кусочек таланта, так занимайся Божьим делом, а не сиюминутной хреновиной. Несправедливость была, есть и всегда будет. И не в человеческих силах преобразовать глупость в нечто толковое. Дело в проценте глупости. Впрочем, я повторяюсь. Но, если призову в свидетели Фазиля, меня же и обзовут как-нибудь. Это нынче модно: ты — «ватник», а ты «пиндосам» продался…

Всей этой грязи пытался избежать Фазиль, но даже и ему это не всегда удавалось. И его пытались сделать участником политических «петушиных боев», когда наступила так называемая «свобода». Уже тогда чувствовалось, что времена начинают меняться, когда все мы с мазохистским наслаждением повторяли вслед за патентованным американским антисоветчиком Збигневом Бжезинским, что «после Брежнева будет только Брежнев». Да, Аксенова, Войновича, Копелева, Владимова и других лишили советского гражданства. Но Максимов издает в Париже «Континент», и в нем некоторые советские писатели трусят, но всё же печатаются. Печатается ведь Искандер! Причем боится гораздо меньше, чем когда отдавал в «Ардис» своего «Сандро».

Вот, кстати, об «Ардисе», самиздате, перешедшем в «тамиздат»: в начале восьмидесятых в Москве уже не сажали за Набокова, а только за «Архипелаг» и Оруэлла (но в провинции могли и привлечь, это надо признать). Фазиля любили ВСЕ, как Высоцкого и Окуджаву, которых иной раз даже приглашали попеть на закрытые дачи приближенных к «красному престолу». Ворованные западные фильмы по «клубам творческой интеллигенции» крутили. Видео появилось. «Голоса» можно было разобрать через глушилки, в Питере и Прибалтике смотрели финское телевидение. Может, технический прогресс большевиков сгубил? Или все-таки их непроходимая глупость, доставшаяся кой-кому из ныне правящих «тузов», «королей» и «валетов» по наследству?

М. Г.: Одно другому не помешало. Говорят, что массового распространения компьютеров, недорогих «персоналок» советская власть точно не пережила бы. Но до этого она просто не дожила…

Е. П.: Вот смотрите: 1979 год, вовсю громят «МетрОполь», а тамада на праздновании пятидесятилетия Искандера в кавказском ресторанчике — диссидент Лев Копелев. И тут же в качестве «официоза» присутствует консультант по грузинской литературе при Союзе писателей СССР, молодой человек с военной выправкой, который стоически выносит сомнительные шуточки подвыпившей интеллигенции про эндурцев и «кумхоз», чтобы тот «опрокинулся, как этот стакан».

М. Г.: Но тогда же, в это же время провалилась косыгинская реформа в экономике, в провинциальных продовольственных магазинах продуктов было — шаром покати. Исключениями оставались Москва, Ленинград, столицы союзных республик и «секретные» города, работавшие на оборону, — Арзамас-16, Челябинск-40, Красноярск-26 и т. д. Именно тогда началось торжество номенклатуры, дожившее, кстати, и до наших дней. «Мы не пашем, не сеем, не строим, лишь гордимся общественным строем…» Помните эту песню из кинофильма «Забытая мелодия для флейты»?

Е. П.: Ну, это фильм уже вполне перестроечный. Позволили бы такое снять в начале восьмидесятых! Вам, кстати, знакомо слово «маргусалин»?

М. Г.: Нет.

Е. П.: Это был апофеоз провинциальной пищевой мерзости. Зеленого цвета и мерзкого запаха полутвердое вещество — замена сливочного масла и даже маргарина. До сих пор не знаю, из чего его делали. Олимпиада-80 еще была, «До свиданья, наш ласковый Миша…». Я тогда поехал в город Михайлов Рязанской области, и там в магазинах был лишь березовый сок, «маргусалин» и штабеля финского «Мальборо» по безумной для советского человека цене два рубля пачка. «Беломор» тогда стоил 22 копейки. Кружка «Жигулевского» — тоже 22 копейки.

М. Г.: Я шутку помню тех лет: «В магазинах нету ничего, а холодильники у всех набитые».